Запах чёрной смородины
Шрифт:
Я заснул, читая на диване.
Мне приснилось, будто я стою,
и заходит Игорь Северянин
быстрым шагом в комнату мою.
Он мне жмёт протянутую руку,
мол, привет вам от моих принцесс,
говорит: "Чтобы развеять скуку,
я
Может быть, вы любите кэнзэли,
если захотите - их прочту:
про цветов сиреневых метели,
про Миррелию - заветную мечту.
Мне там плохо без моих рассветов,
без озёр, без Родины, без вас.
Я когда-то был король поэтов,
и заметьте, не халиф на час.
Слышал я, вы тоже между делом
не чураетесь словесных муз,
признаюсь, мне очень бы хотелось
укрепить наш двойственный союз.
Как приятно, что ни говорите,
родственные души ощущать.
Так что продолжайте, друг, пишите,
ведь стихи - такая благодать!"
Я проснулся, голова в тумане.
нет со сна на этот случай слов.
На диване Игорь Северянин -
том его классических стихов.
"В забытьи", "В часы росы" и "В гичке",
"Озеро Конзо", "Таймень". "Наверняка".
Я стихи читаю по привычке
слово в слово, за строкой строка.
Может быть, я из стихов узнаю
тайну не доверенную сну:
что Миррелия, богатая, большая?
Как найти дорогу в ту страну?
* * *
Всякий знает свои приметы,
вехи, знаки и рубежи.
Мой рубеж - это тёплое лето,
семибальная буря ржи.
Моя
а примета - гаснущий день,
когда солнце усталой старушкой
тяжело садится на пень,
осмелев, выползают букашки
из травы и трухлявых коряг.
Я срываю тогда ромашку -
свой надёжный испытанный знак.
Лепестки обрываю на ветер:
любит - нет ли, придёт - иль нет.
Всякий раз вопреки приметам,
всё один и тот же ответ.
Дни проходят. Как жерновами,
истираются все рубежи.
И всё ниже, умывшись слезами,
опускаются головы ржи.
* * *
Мы все работать понемножку
привыкли испокон веков,
но вот копать свою картошку
умеет люд без дураков.
Откуда сила в том народе
и страсть такой величины?
С утра до ночи в огороде,
как копны, задницы видны.
* * *
На часах всего пять двадцать,
ну, от силы двадцать пять.
Прозвенел будильник. Братцы,
я не выспался опять.
Раздираю с болью веки,
выбираюсь из тепла.
Взяли в плен меня на веки
неотложные дела.
За окном октябрь усталый
бродит, души теребя.
Спит заря под одеялом
из тумана и дождя.
И жена, раскинув руки,
улыбается во сне.
За грехи, наверно, муки