Запах медовых трав
Шрифт:
— Хорошо! Принимаю подарок. Спасибо вам большое и от меня и от сына. Только сейчас мне надо разыскать фельдшера и послать его в дом для посетителей: у сынишки Маня головка что-то горячая. Сделаем так: сейчас вы пообедаете, а по пути к поезду захватите с собой клетку и завернете ко мне выпить чайку. У меня тоже есть гостинец для ваших ребят.
— Я всем уже припас гостинцы, им больше ничего не надо…
Хинь обернулся:
— Мой сын хочет послать вашим ребятам петушка с курочкой на развод.
— Зачем вы… — Седьмой Ниеу в растерянности почесал за ухом.
— На праздник мой парень разбил свою копилку и купил на рынке курочку с петушком. Курочка снесла четырнадцать яиц, высидела двенадцать цыплят, и сейчас они выросли будто на дрожжах, огромные стали, точно куры донгкаоской
Порыв муссона скользнул по листьям молодых маниоков, растущих на холме, и они, словно прощаясь, замахали Седьмому Ниеу тысячами, десятками тысяч рук. Уже давно осеннее солнце роняло на землю сквозь густую листву старого железного дерева свои потускневшие золотые блики, и они ложились на землю пятнами, образующими причудливые, колеблющиеся, как бы ожившие фигуры.
Седьмой Ниеу поднял клетку, взглянул вслед старшему сержанту, спешившему к комендатуре, которая виднелась на склоне холма. Он огляделся, как бы стараясь навсегда запечатлеть и необъятное небо и джунгли в горах; он подумал, что тот самый воробышек, возвратившийся в родное гнездо из неволи, если бы умел говорить, наверное, сейчас рассказывал бы родичам, чирикая и крутясь в уютном гнезде, о днях недавно пережитых приключений.
Перевод Н. Никулина.
Во Хюи Там
БРОДЯЧАЯ ТРУППА
— Бах, шарах! Турум-бам-бам! Пиф-паф! Ух-ах!
Услышав эту дразнилку, оба полицейских разом обернулись, а мальчишки тотчас юркнули в мастерскую, где чинили и давали напрокат велосипеды. Маленький Чать поднял руку, как бы надвое раскалывая небо, и скорчил рожицу:
— Бах-шарах! Турум-бам-бам! Пиф-паф! Ух-ах!
Двое полицейских живо подкатили на велосипедах к мальчишке:
— Дьяволенок! В кутузку захотел?
— Сейчас раздавлю паршивца!
Полицейские собрались было продолжать путь к рынку, как с двух сторон улицы раздались еще мальчишеские голоса:
— Бах-шарах! Турум-бам-бам! Пиф-паф! Ух-ах!
Эту дразнилку мальчишки услышали неделю назад, в субботу вечером, когда маленькие бродячие актеры давали спектакль тео [8] прямо на тротуаре возле моста.
Грузчики с пристани Шести лабазов, рабочие цементного завода, завода Обэра, бутылочного завода, ламповой и прядильной фабрик, торговцы-разносчики, лодочники, рикши передавали друг другу новость о том, что появилась эта необычная бродячая труппа.
8
Тео — вьетнамская народная музыкальная драма.
Прыткий Чать, всласть подразнив полицейских, шмыгнул через главные ворота на рынок. Поскольку въезд на велосипедах на хайфонский Железный рынок был строго запрещен, полицейским пришлось сойти с велосипедов, оставить их возле магазина, и только потом, пронзительно вереща свистками, они ринулись вдоль торговых рядов. Тем временем Чать легко, будто стрела, выпущенная из лука, проскользнул к рядам торговцев сахарным тростником, свернул на улицу и скрылся в трактире почтенного Нёна, где жил его отец — дядя Корзинщик.
Прежде чем юркнуть в дверь, Чать встал на камень перед лестницей и взглянул вниз, где с показной медлительностью важно катили на велосипедах те самые двое полицейских.
При трактире почтенного Нёна была ночлежка, в которой обитали люди, занимавшиеся разными ремеслами. Дядя Лакированная кисть зарабатывал на жизнь с помощью пера, пуха и щетины — он делал кисти с лакированными ручками, щетки и метелки
Трактир и ночлежка почтенного Нёна стояли на городской улице, но, поскольку хозяин так и не собрался купить электросчетчик, в доме не было электричества, и здесь, как в старину, жгли керосиновые лампы, обмахивались веерами, бумажными и плетенными из соломки, здесь висело и опахало, которое приводил в движение маленький слуга. Когда при наплыве посетителей маленький слуга бывал занят, опахало вместо него приходилось раскачивать озорнику Чатю.
Чать кончил подготовительные классы в школе Минь Там, учился он хорошо, и за это его очень любил директор школы. Но отец мальчика был слишком беден, и Чать оставил ученье.
Однажды к дому почтенного Нёна подошли четверо подростков с узелками в руках — двое мальчишек и две девочки, они попросились переночевать. На ночь они устроились рядом с Чатем, а наутро мальчик узнал, что его новые соседи родом из провинции Тхайбинь, в неурожайный год им пришлось отправиться на заработки в город. Самая маленькая из этой компании — шустрая Ла — была одета в кофту, выкрашенную в красный цвет.
Три дня четверо ребят бродили по улицам, заходя в дома, чтобы найти какую-нибудь работу. Они готовы были взяться за что угодно: мыть головы клиентам в парикмахерской, прислуживать в харчевне, бегать на посылках, возить коляску рикши. Но никто не нуждался в их услугах. У ребят уже не осталось денег ни на еду, ни на плату за ночлег. И тогда самый старший из ребят — Тить — продал свой кошелек — «петушиную утробу», на следующий день Дат остался без теплой рубашки, а потом тихая Гао продала свой мешок — «слоновую кишку». Чать, зная, как трудно приходится ребятам, и видя, что держатся они молодцами и не падают духом, несмотря на невзгоды, жалел их, но помочь ничем не мог. Ведь и взрослые сейчас изнывали от нужды и забот. Никто не удивлялся, когда какой-нибудь обитатель ночлежки снимал с себя и продавал единственную рубаху. «Вот если бы выиграть в лотерею, — думал Чать, — можно было бы тогда многое сделать для славных ребят».
Августовской нежаркой ночью мальчик лежал без сна на топчане и, сердясь на свое бессилие, все время мысленно возвращался к рекламному щиту, выставленному у ворот Железного рынка: с плаката смотрел молодой рабочий в синей спецовке с огромной заплатой на штанах, он делал шаг к двухэтажной вилле, перед которой стояла автомашина, а поодаль прогуливалась девица в новомодном наряде, в туфлях на высоких каблуках и толстой подошве, волосы у нее были заколоты сзади шпилькой. Под картинкой красовалась надпись: «Шаг к богатству и знатности», реклама призывала покупать билеты «французско-азиатской» лотереи. Отец Чатя никогда не покупал лотерейных билетов и никогда не играл на деньги. А Чать часто подумывал об этом. Эх, если бы раздобыть где-нибудь только один донг! Однажды дядя Кому-лапши-из-рисовой-муки выиграл солидный куш в лотерею и первым делом сварил чашку вкусной-превкусной лапши, съел ее сам, а потом поднялся, пинком отбросил свои корзины и залил водой очаг, так что повалил густой дым… Только зря он это сделал. Ему не нужно — отдал бы другим… Вокруг ведь полным-полно бедняков. Пройди-ка от моста Карона до Цементного моста, сколько на улицах безработных в грубых сандалиях на деревянной подошве, одетых в латаные синие рубашки и такие же штаны. «Если бы я выиграл в лотерею, — думал Чать, — я бы помог беднякам. Вот у маленькой Ла кофта совсем порвалась, я сшил бы ей новую кофту, а потом выкупил бы мешок Гао и кошелек Титя. А сколько еще хорошего можно бы сделать, были бы только деньги! Конечно, можно открыть харчевню, пусть в ней работали бы эти ребята, а бедняков, у которых нет денег, там кормили бы в долг и за ночлег денег не брали бы вовсе…»