Запах полыни
Шрифт:
Окна открыты. Запах цветов, шум воды у пруда, дальний крик перепелов…
Все проникнуто покоем, все родное, понятное и в то же время полно тайн и загадок.
Любил рыться в старых книгах в черных переплетах с медными позеленевшими застежками, ровными рядами стоявшие в высоких, красного дерева шкафах. Книги пахнут старой кожей, чуть плесенью. На пожелтелых страницах старинный шрифт, заметки на полях, иногда – засохший цветок между страниц.
Сколько грусти и нежной прелести во всем!
Подошел к книгам, выбрал одну, пробежал пальцами по корешкам первого издания прочитанного всем светом романа Виктора Гюго в прекрасном,
«Первые боевые часы, поставленные во дворе Великокняжеском, за церковью Благовещенья, сделал в Москве в 1414 году Афонской горы монах, родом серб, а именем Лазарь; оные стоили более 150 рублей, тоесть около 30 фунтов серебра… В правление Елены Глинской в 1533–1538 годах открылось также злоупотребление: до сего времени делывалось из фунта серебра пять рублей и две гривны, корыстолюбцы же начали переделывать деньги, убавляя вес оных и дошли до того, что фунт серебра составлял уже десять рублей; от сей причины цены на все возвысились. Елена, узнав об обмане, запретила все старые деньги и установила чеканить монету из фунта шесть рублей; на монете изображался Великий Князь на коне с копьем (а до сего с мечом); от сего изображения монеты и получили название «копеек»…
Резко захлопнул книгу.
Видно, пришла пора, и все переменилось. Заграница так заграница! Пусть будет она. Да и как кстати! Еще с прошлого года он обещал своему другу пуститься с ним на автомобиле в путешествие по Африке. Анатоль с американским журналистом Бобом Вильсоном бывал уже там, и журнал «Нива» с успехом печатал очерк о том его путешествии и несколько к нему фотографий. «20 000 километров на русском автомобиле» назывался очерк Анатоля, написанный ярко и подробно. Дмитрий был даже взволнован, читая его, – жаркий ветер Африки, небывало огромная луна, поднимающаяся из раскаленного заката, крики начинавших охоту шакалов, хруст сухого валежника под копытами пугливых антилоп… Теперь все это он хочет увидеть своими глазами. Тем более что русский автомобиль показал себя в той поездке с наилучшей стороны, и Анатоль сейчас занят подготовкой нового маршрута. Гораздо более интересного, чем первый. Ведь это большая удача для любого спортсмена-автомобилиста.
Выезд из Петербурга, затем – Псков, Рига, Тильзит, Кёнигсберг, Берлин, Франкфурт-на-Майне, Мец, Париж, Лион, Авиньон, Ницца, Марсель, Перпиньяк, Барселона, Валенсия, Карфаген, переправа в Оран, там необходимо будет сделать несколько поездок по его окрестностям… Затем Тунис, Алжир, Бужи, Константина, Бискра – этот самый южный оазис в Сахаре… Следующее – Батна, Филипвиль, переправа морем в Неаполь, Рим, Флоренция, Пиза, Генуя, Монако, Ницца, Марсель, Лион и Париж…
В Париже будет торжественная встреча, которую для них организует спортивная газета «Auto» и которая за это жаждет публиковать их снимки. Анатоль уверен, что это не только удача, а уже признание, и он с ним полностью согласен. Снимков сделают столько, что перепадет и другим журналам.
Решено!
Завтра поехать откланяться, и – в Африку!..
Елизавета не останется без жениха, а он жаждет увидеть овеянную зноем землю-миф. Он не желает идти под венец, а желает на русском автомобиле промчаться по жаркой Сахаре. Его ждут стада дикобразов, снега Атласских гор, великолепные шоссейные дороги Африки, узкие, вымощенные камнем улочки Италии, красивые долины, пышные леса, чужие города…
От первой капли дрогнул, словно хотел сорваться с места и улететь, широкий лист лопуха. И в тот же миг, будто табун лошадей вырвался из конюшни, по всей земной шири притихшей, павшей ниц, боявшийся шелохнуться в ожидании дождя, гулко забарабанили-застучали крупные частые капли. Широкий опустелый двор, парк с коротко стриженной травой на площадке для крокета, пруд, проглядывающий между двумя вековыми дубами, луг и темнеющий за ним лес – весь этот простор враз изменился, ожил под тугими струями ливня.
После первого визита в дом Елизаветы прошло с десяток дней. Сделав свой выбор между свадьбой и путешествием, Дмитрий не бывал более у Крачковских и приехал теперь, лишь повинуясь необходимости перед отъездом откланяться своим новым знакомым. Он знал, что дал этой семье повод испытывать известные надежды на свой счет, и жалел об этом.
Елизавета заставляла себя ждать, давая этим понять Дмитрию, как сердита на него, как не желает его простить, и он, терпеливо коротая в ожидании время, в открытые двери террасы разглядывал бушующий дождь.
– После ливня воздух особенно ярко пахнет полынью…
Даже не видя того, кто произнес эти слова, он тотчас понял, кто это.
Резко, словно боясь не успеть, обернулся.
Чуть за ним, глядя через его плечо на остервенело колотившийся о землю дождь, стояла та девушка, о которой он так безуспешно расспрашивал окружающих.
Он ничего о ней не знал, но сразу же понял, что она только что одной своей фразой выразила самую свою суть. И это, так же как и ее глаза при их первой встрече, ему вновь враз понравилось и заставило счастливо улыбнуться.
Он молча смотрел на нее, не ища слов, чтобы поддержать беседу. Смотрел и улыбался. Стоял и смотрел на девушку, одетую так же, как в то раннее утро, только по-иному причесанную, улыбался и не говорил ни слова.
Стоял и смотрел.
И она разглядывала его, не пряча от него своих глаз и своей улыбки.
Подошедшая Елизавета, прикусив, будто в задумчивости, губу, ровным голосом представила их друг другу:
– Моя дальняя родственница… – потянула паузу более, чем необходимо. – По линии не помню кого точно… Странно. Папеньки, кажется… Анастасия.
Анастасия чуть поклонилась Дмитрию, по-прежнему не отводя от него своих насквозь его пронизывающих глаз. И им в ответ Дмитрий медленно склонил голову.
– Представьте, – продолжала Елизавета, уходя вглубь комнаты и этим увлекая Дмитрия за собой, – Анастасия поступила на службу в новую московскую телефонную станцию, чтобы накопить на жизнь в Русском доме госпожи Оржевской в Париже…
Русский студенческий дом Оржевской дает приют студенткам за очень скромную плату. Госпожа Извольская, супруга нашего посла в Париже, подруга maman, стоит во главе комитета Русского дома. Maman обещала похлопотать за Анастасию, иначе дороговизна парижской жизни вынудит её жить в крайне неблагоприятных условиях…