Запертая комната

Лавкрафт Говард Филлипс

Он гнал как одержимый — через Данвич, через крытый мост, — полуприкрыв глаза, словно желая навсегда отсечь от себя видение того, что предстало перед его взором несколько минут назад. Темные, мглистые холмы словно пытались дотянуться до него своими невидимыми

щупальцами, а в спину ударял зловещий и одновременно поддразнивающий вихрь лягушачьей какофонии. Но ничто не могло стереть из его сознания этот действительно безумный финал, это внезапно открывшееся ему инфернальное знание, которое хищным зверем вгрызлось в его разум... Ключ, который он держал все это время в своих руках, сам не догадываясь об этом; то самое знание, которое гнездилось где-то в закоулках его памяти, равно как и таилось в записках, оставленных ему Лютером Уотелеем... Куски сырого мяса, которые, как он по своей детской наивности полагал, должны были быть приготовлены в комнате тети Сари (ведь никто же не станет есть сырое мясо!); упоминание загадочного Р. , который после своего отсутствия вернулся снова — возвратился в тот единственный дом, который он когда-либо знал в своей жизни...

Эти казавшиеся бессвязными в записках деда упоминания исчезнувших коров, овец, останков других животных... Зловещие и столь ясные теперь намеки Лютера насчет размера Р., пропорционального кол-ву пищи , и того, что его надо держать на строгой диете и сохранять поддающийся контролю размер — как людей Иннсмаута! Разумеется, после смерти Сары — его матери — он уменьшился почти до ничтожных размеров, тогда

как Лютер надеялся, что голодное заточение в запертой комнате иссушит его тело и тем самым окончательно погубит, убьет...

И все же у старика, похоже, оставались еще какие-то сомнения, и потому он послал внуку тот самый свой прощальный призыв убить в запертой комнате все живое , — ту самую тварь, которую Эбнер, сам того не желая, освободил, когда сломал раму и распахнул ставни, а она, оказавшись на свободе, бросилась самостоятельно добывать себе пищу и стала вновь увеличиваться в размерах, питаясь поначалу рыбой из Мискатоника, затем мелкими животными, потом домашней скотиной, а под конец добралась и до живых людей.

Тварь, которая была полуземноводным — получеловеком, и все же сохранившая в себе достаточно человеческого, чтобы вернуться назад в тот самый единственный дом, который она когда-либо знала в своей жизни, и пытаться в ужасе перед неминуемой погибелью взывать к матери о помощи. Существо, рожденное в результате порочного смешения Сары Уотелей и Ральсы Марша, сотворенное его гниющей и деградирующей кровью; чудовище, которому суждено было вечно маячить на обочинах сознания Эбнера Уотелея — его собственный кузен Ральса, названный так в честь отца и обреченный жестокой волей старого Лютера на погибель, вместо того, чтобы давно быть освобожденным и выпущенным в море, где он мог бы соединиться с Глубоководными среди любимых чад Дэгона и великого Цтулху!