Запертые двери
Шрифт:
– Ты убила человека, которого хорошо знала и смела называть своим другом!
Мелл остановилась в пяти шагах от Сьюзен и с утомлением закатила глаза к потолку, после чего с глумлением добавила:
– Я убила Уолтера, к которому имела хоть какие-то чувства, а ты мне говоришь о Джиме. Джиме, который и так стал похож на овощ. Так что, я скорее ему помогла.
Сказанные Мелл слова, прозвучали в голове Сьюзен динамитным взрывом.
– Нет! Ты лжешь! Ты не могла его убить!
– Твое право верить во что угодно, но сказанные мной слова - чистая правда. Всадила ему в башку кочергу, при этом испытав несказанное удовольствие. Но
– Все это Мелл преподнесла в виде великолепной новости, с восторгом и весельем. Но следующую фразу она изрекла с нескрываемой ненавистью и злостью к своей оппонентке:
– Теперь тебя ждут лишь цветы на могиле, сука и никакой свадьбы!
Мелинда явно не знала об их с Уолтером разрыве и Сьюзен не имела ни малейшего желания просвещать ее. Но даже если бы и захотела, то все равно бы не смогла - она лишилась возможности не только говорить, но и воспринимать все вокруг как реальность.
Сделав три быстрых шага, Мелинда оказалась перед Сьюзен, возвышаясь над ней, как голиаф перед Давидом, предвкушая новую волну наслаждения и необоснованной мести. Сьюзен подняла огромные от ужаса глаза вверх, уставившись на нож, с острия которого упала капля крови Джима. Она приземлилась ей на щеку и покатилась вниз, словно кровавая слеза мученика.
– Это справедливо, - заявила Мелл, вбирая в себя энергетику момента.
– Я вернусь в прежнее тело, забрав молодость у тебя, а не у кого другого.
– Мелл улыбнулась и зрачки ее сузились.
– Прощай, детка и не держи на меня зла, ведь все во власти Судьбы.
Говорят, что перед смертью вся жизнь пробегает перед глазами. Тим не верил в подобные высказывания, до данного момента.
Старик действовал умело - он не мог ни вдохнуть, ни сделать глотательное движение. К тому же Хорн сжимал его горло, там, где его пальцы наносили как можно больше боли. Он поднял Тима над полом, от чего тот мог дергать только ногами. Носками кроссовок он бил старика по ногам, но это не приводило ни к малейшим результатам - ноги Хорна были словно бетонными. В глазах Тима начало быстро темнеть - сначала исчезла кухня, потом нижняя часть Хорна, затем осталось только его лицо изрезанное глубокими морщинами, лишенное начисто кожи на левой щеке и с обвисшими мешками бровей поверх провалов глаз. А вскоре остались лишь эти провалы, в черноте которых можно было с трудом разглядеть мутно-белые кружочки - его глазные яблоки.
Со временем исчезли и они.
Перед Тимом Алленом Ашер распростерлась бездна. Она была бездонной и манящей. Она шепталась, выла и молила его об отречение от всего земного. Сулила ему освобождение, смирение, утешение...
Бездну заменила яркая вспышка и Тим увидел самого себя, летящего в эпицентр всего этого светового излучения. Свет накатывал пульсациями, словно морские волны, повинующиеся приказам лунным приливам и отливам.
Когда сияние достигло своего пика, оно стало меняться - изливаться разными цветами, невероятно насыщенных контрастов. Каждый из цветов спектра приобрел форму из сплетений лучей и принялись виться и кружиться вокруг него. Когда один из лучей проникал сквозь него, Тим видел яркую вспышку, после угасания которой, он возвращался в некоторые моменты своей жизни, о которых он начисто забыл...
Вспышка!
Он бежит по широкому полю и сухая трава хлещет его по ногам. Рядом с ним бегут двое мальчишек, один из которых держит в руках самодельного
Вспышка!
Снова он в поле и снова он бежит и снова он не один. Только теперь их не трое, а гораздо больше и смеяться ему вовсе не хочется. Он в синей военной форме, а в руках держит не кепку, а ружье. Его товарищи кричат и изредка останавливаются, чтобы произвести выстрел. Здесь тоже осень, только более поздняя и когда раздается взрыв, а из земли вырастает столб огня, трава быстро загорается. Некоторые из бегущих падают и их засыпает землей, у других на груди расплываются кровавые пятна, в которых исчезают обугленные края униформы. Он, как и остальные, кричит, но страха он не испытывает...уже не испытывает.
И когда его что-то сильно толкает в плечо, а по всему телу распространяется горячая боль, он сбавляет скорость, спотыкается, падает и все же встает снова на ноги, при этом, не переставая кричать...
Вспышка!
Он сидит на причале и качает ногами над водой. В руках он держит удочку и не отрывает взгляда от поплавка, который сонно покачивается на плаву. Это весна и запах от цветов и трав кружит голову. Рядом с ним сидит мужчина, который протягивает ему сверток. Развернув серо-коричневую мятую бумагу, Тим видит в ней кусочек ржаного хлеба, ломтик домашнего сыра и два листика салата. Тим с жадностью съедает сандвич и не отрывается от еды, даже когда его отец начинает смеяться, указывая на его удочку, которая медленно соскальзывает в воду, а поплавок не прекращает окунаться...
Вспышка!
Тим смотрит через линзу фотоаппарата, через которую видит самую прекрасную девушку на свете, в легком белом платьице. Ветер колышет ее волосы и одежду, от чего она становиться похожа на мифическую богиню. Тим знает, что она в обиде на него и знает этому причину, но никак не может ее вспомнить. Он нажимает на кнопку, когда в небе вспыхивает молния. В пустынных местностях редко идут дожди, но это именно один из редких дней. Он подходит к ней и пытается обнять, она же поворачивается к нему спиной. Он опускает голову на ее узкое плечо и ветер тут же начинает гнать ему в лицо ее длинные черные волосы. Тим ей шепчет что-то, но она не хочет его слушать или делает вид что не хочет. Он целует ее в щеку, затем в шею и она оттаивает - поворачивается к нему и прижимается к его груди.
Бездна...
Но эта не прежняя бездна, Тим видит свет в конце. Это тоннель и Тим все еще слышит свои собственные слова, летящие сквозь темноту: "Я вернусь к тебе, Сэлли Робинс, обещаю. И мы снова будем вместе". Слова растворяются в пустоте, но эхо все еще витает вокруг. Только это эхо остается не только от его слов, но и от слов принадлежащих другим людям, десяткам людей, сотням...Людям, которых он когда-то знал и которых знает. И все голоса твердят одно: "Ты не сдержал обещание. Это твой крест".