Запертые двери
Шрифт:
На стекле появился листок с надписью, который придерживала рука Джоанны Престон - шеф-редактора. "Кончай трепаться. Люди хотят музыки". Джим кивнул и показал знак "О'кей". Джоанна гневно помахала ему кулаком и убрала лист. Ей было прекрасно известно, что Джим всегда со всем соглашается, а затем делает всё по-своему.
– Возможно, я окажусь не прав, и мы увидим битву Давида и голиафа, но во времена нефтяного кризиса и угрозы терроризма так сложно верить в чудеса. А потому и не будем этого делать. Просто посмотрим на великолепную игру центральных и в частности Майка Доннахью, кстати, моего друга. Ради него можно отложить
Джоанна Престон просто рвала и метала после слов Джима о "пьянке, травке и сексе", но её нежный голосок, издающий в данный момент все ей известные бранные слова, попросту не долетал до его ушей.
– Ну а кому не интересен бейсбол или другие игры спортивного характера может просто прогуляться по парку, сходить в кино или ресторан со своей подружкой. Хотя, на мой взгляд, любой
настоящий
мужчина и любой
настоящий
американец, должен боготворить бейсбол. Но прошу вас, не сидите дома перед телевизором, лежа на диване. Выберите хотя бы радио
,
а ещё лучше нашу радиостанцию, ведь только у нас вы найдёте хорошую компанию в моём лице и лучшие хиты этого лета. И специально для моей хорошей знакомой Джоанны Престон звучит следующая композиция из репертуара "Evanesance".
Джим поставил музыку, снял наушники и с невинной улыбкой уставился на Джоанну, которая продолжала на него дуться.
Каждый, кто знал Джима Роквелла, видел в нём весёлого привлекательного парня любящего пошутить и радоваться жизни по любой, мало-мальски достойной для этого, причине. Те, кто был с ним знаком ближе, любили его за добрый нрав и умение рассмешить в любой момент, пусть даже на поминках. За долгие годы, Джим и сам поверил в "Джима-заводилу", у которого всегда всё хорошо и по-другому быть не может, потому, как ему даже наедине с самим с собой не бывает скучно. В некотором смысле это и было правдой, но только в дневное время суток, потому как ночью (особенно в бессонницу) он заглядывал в себя и видел маленького мальчика испуганного призраками прошлого. И этот мальчик жил в нём отдельной личностью, став его вторым "я", о котором не принято говорить в слух, даже самым близким друзьям.
Джиму удалось избавиться от детских воспоминаний, так как они были слишком невероятными, чтобы быть правдой. А так как все люди в большинстве своём реалисты, они часто забывают случаи, которые им пришлось пережить, если в них случилось вспыхнуть искорке необъяснимого или может даже сверхъестественного. Джим не знал, как квалифицировать то, что ему пришлось пережить в детстве: нечто неизученное с точки зрения науки или просто яркое детское воображение, рождённое благодаря больному мозгу его отца? Джим старался об этом не думать, уж слишком дурные чувства это вызывало в его душе. А потому легче всего было обо всём забыть, а оставшуюся память архивировать, превратив её во второго самосознания, очень слабого и легко контролируемое в дневное время суток. И только по
Дверь в его студию открылась и в неё вошла Джоанна, с явным желанием отчитать его.
– Ты...
– Здравствуй, красотка, - перебил её Джим, пристально глядя ей в глаза.
– Надеюсь, ты пришла, чтобы спросить меня, не хочу ли я, чего-нибудь жаждоутоляющее? И я тебе отвечу: Да! И ещё раз, да! Желательно без газа и со звякающими льдинками на дне.
– Под конец, Джим изобразил невинную улыбку на лице.
– Ты самый настоящий гаденыш, Джим. Ты знал это?
– Знал, - легко согласился с ней Роквелл, - ведь ты не устаешь мне об этом напоминать.
– И, тем не менее, ты всегда не перестаёшь делать всё по-своему.
– С трудом подавляя гнев, добавила Джоанна.
– А что я такого сделал?
– с недоумением поинтересовался Джим, скрестив реки на груди и напоминая себе о том, что песня "Evanesance" перевалила через свою половину.
– "Бостон-Джой ФМ" по большому счёту мой проект, и мы с тобой с самого начало договорились, что в эфире не будет ни слова о наркотиках, сексе и всякой пошлости. Также о том, что ты не будешь использовать бранных слов в своих монологах.
– Когда это я говорил ругательства на всю страну?
– возмутился Джим.
– Я сказала это к примеру. Но в остальном ты грешишь в каждый раз, а под конец за всё отвечаю я, а не ты, перед деканом.
Джим перевёл взгляд от лица Джоанны, на её чёрную кофточку, с небольшим вырезом, который, всё же, позволял разглядеть начало округлости её груди. Джоанна Престон была очень привлекательной девушкой (во всяком случае, во вкусе Джима), с нежными чертами лица, но довольно низкого роста (метр шестьдесят), а потому её гнев часто приводил Джима в умиление. Да, она ему определённо нравилась. Он её пару раз пытался пригласить на свидания, но в каждый раз получал необоснованный отказ.
– Я уже не говорю о музыки...
– А что с музыкой?
– снова спросил Джим, не скрывая иронии.
– Из-за твоей болтовни, её звучит слишком мало.
– Все мои друзья, которые слушают "Бостон-Джой ФМ", никогда не жаловались на мой длинный язык.
– А мои жаловались!
– настояла на своём Джоанна.
Джим откинулся на спинку кресла и приподнял недоверчиво бровь:
– Приведи пример. Хоть один.
Джоанна молча сверлила его взглядом и, потому как ей нечего было ответить ему, она ещё сильнее испытывала к нему злобу.
– Не имеет значение, - наконец ответила она.
– Я! Хочу! Больше! Музыки!!
– Кстати о музыке...,- Джим развернул мобильное кресло обратно к микрофону, надел наушники и приготовился сменить финальные аккорды "
Верни меня к жизни
".
Джоанна, сжав губы, испепеляющим взглядом глядела на него пару секунд, после чего вышла из студии.
– Наконец завершились эти мучительные четыре с лишним минуты, и мы снова вместе, для обсуждения важных тем, что достались нам к концу мая текущего года. Надеюсь, каждый из вас уже решил, где он проведёт своё свободное летнее время, потому как я с этим вопросом разобрался уже давным-давно...