Запертые
Шрифт:
Вайалена не собиралась присутствовать на этом зрелище, хотя и понимала, что Анлюминус рассердится.
– Ну и пошел он к черту! – вслух выругалась Вайалена, отдаляясь от величественного замка.
Можно было не сомневаться: Анлюминус обязательно пойдет в указанном направлении. И выкупит новые души, чтобы превратить их в безжалостных ассасинов.
Глава 4
Чужие буквы
Женщина с вьющимися рыжими волосами украдкой рассматривала Лану
– Что-то ты грустная какая-то, – изрекла рыжая.
– Разве? – Лана растянула губы в улыбке, но, судя по всему, подругу это не впечатлило.
– Молчишь и молчишь. Торчим тут уже полчаса, а ты за это время от силы два слова сказала!
– Оставь ее в покое! – вмешалась крашеная брюнетка, одетая в вишневый брючный костюм.
«Рыжую зовут Снежана, – напряженно вспоминала Лана, – а брюнетку – Юля. И, кажется, последняя – моя лучшая подруга, если верить мужу. Только она все равно остается для меня чужой, вряд ли я смогу ей довериться».
– А что такого? – насупилась Снежана и отбросила многострадальную книгу. – Ты всегда была хохотушкой, энергичной, деятельной, а сейчас как бесчувственная деревяшка! Раньше здесь без конца крутилась вся творческая элита – художники, писатели, музыканты. Ты блистала в экстравагантных, ярких нарядах и украшениях. А теперь…
– Что теперь? – перебила Лана, чувствуя, что начинает закипать. Еще немного – и все выскажет этой нахалке, несмотря на то, что пообещала мужу держать себя в руках.
– Теперь ты одеваешься мрачно и однообразно! – Рыжеволосая выразительно оглядела ее невзрачную черную кофту и синие джинсы. Остановила взгляд на волосах, собранных в хвост. – И мне начинает казаться, что я тебя совсем не знаю. Ты как будто не моя подруга, какая-то другая Лана.
– Снежа, перестань, – одернула ее Юлька. – Это уже перебор!
– Ты почти не улыбаешься и не поддерживаешь разговор. Тебя просто не узнать!
Каким-то чудом Лана промолчала, хотя внутри все кипело от злости. Чтобы хоть немного успокоиться, она взяла со стола блокнот и пролистала несколько страниц. Душу охватывала безысходность. Что делать, если память не восстановится? Так и жить? Без прошлого? В окружении чужих лиц?
Она с грустью посмотрела на чистый лист в клетку. Возможно, прежняя Лана любила рисовать этюды; смотрела на человека и с легкостью переносила его черты на бумагу; подмечала интересные детали, умело передавала эмоции, благодаря чему ее рисунки приобретали реалистичность… Господи, она продолжает думать о себе в третьем лице, словно речь идет о ком-то постороннем!
Почему ей кажется, что так и есть?
– Как твое творчество? – не унималась Снежана. Вопрос прозвучал так внезапно в затянувшейся тишине, что заставил вздрогнуть. – Уже написала что-нибудь?
– Нет.
– Да ладно?! Не верю, что не испытываешь творческого голода!
– Не испытываю, – отрезала Лана и снова уткнулась в блокнот. Душу разъедало ощущение, будто подруги говорят не о ней, а о другом человеке. О какой-то незнакомой женщине.
Неужели после комы так резко могут поменяться привычки? Вкусы? Мировоззрение? Она абсолютно равнодушна к картинам. И к нарядам
Напряженное молчание висело, как плотная занавеска, разделяя трех подруг, но никто не торопился его нарушать. Юлька, откинувшись на спинку кресла, ушла в свои мысли. Снежана вновь уткнулась в ту самую книгу, только теперь держала ее как нужно и даже вчитывалась в строчки, забавно хмуря лоб. Лана бросила взгляд на пустую страницу блокнота и вдруг почувствовала, как проваливается в какую-то пропасть. Перед глазами возникло видение.
Незнакомец касается ее спутанных волос, проводит ладонью по закрытым глазам, прикасается ко лбу. Сжимает в объятиях, но не чувствует тепла. Прикладывает ухо к ее груди: сердце не бьется.
– Ты не можешь уйти! Я не позволю, слышишь? Ты должна жить!
Глухой голос заглушает раскат грома. Чернильную ночь пронзают вспышки молнии, веет холодом и безысходностью. Капли дождя врезаются в лицо мужчины, пропитывают влагой одежду, холодными ручейками стекают по телу. Дрожащие губы едва шевелятся:
– Ты не можешь уйти…
Еще одна вспышка пронзает темноту, заунывно воет ветер, словно поет погребальную песню, черные листья тревожно шелестят. Мужчина продолжает упрямо брести по бездорожью; ботинки вязнут в грязи, кровь перемешивается с дождем и бордовыми каплями падает к ногам.
– Не в этот раз, – еле слышно говорит он. – Не в этот раз!
Бережно опускает возлюбленную на ствол упавшего дерева и кладет свои руки на ее грудь. Переплетает пальцы. Закрывает глаза. И с губ срываются запретные слова, по звучанию напоминающие латынь.
Vertire et mi.
Минута. Еще одна. Ожидание как пытка. Наконец под пальцами начинает струиться яркий свет, расползается по телу причудливыми узорами. Такой теплый, что она его чувствует. И чем больше окутывает ее, тем слабее становится. А она сильнее. Еще чуть-чуть – откроет глаза и вспомнит все…
…Где-то вдали послышались голоса подруг. Лана схватилась за голову и застонала. Кажется, она сходит с ума. Крепкие мужские объятия, стылые капли, скользящие по лицу и одежде, вой ветра и оглушительные раскаты грома… Они словно настоящие. И эти странные слова, кажущиеся отдаленно знакомыми, не просто так всплывают в памяти, они определенно что-то значат. На каком они языке? Испанском? Итальянском? Латыни?
– Ты слышишь?
Голоса подруг стали раздаваться отчетливей, громче. Лана, еще не до конца сознавая, где находится, непонимающе посмотрела на них.