Запертый 2

Михайлов Дем Алексеевич

Да вариантов на самом деле столь же много, сколько протечек в трубах под Тэмпло.

Главное — продолжать работать на Инверто Босуэлла и рано или поздно я получу свою желанную награду.

«Да?» — спросил я себя — «Так продолжать или нет?»

Да…

Я продолжу работать на амбициозного Босуэлла. И продолжу выполнять его порой опасные для моего здоровья задания. И мы продолжим беседовать в его кабинете, попивая солоноватые алкогольные коктейли с красной чертой меры… Мы продолжим…

А еще я бы хотел прочитать продолжение этого… Базиса…

Верил ли я этому странному, жесткому, требующему жертв и чуток пугающему учению? Не знаю. Но мне было интересно — хоть что-то необычное в серых рутинных хураканских буднях. К тому

же, я подозревал, что самое важное содержится на тех страницах, что пока не попали мне в руки…

Глава 10

Глава десятая.

Напали на меня грамотно и подло — подойдя неслышно со спины, сразу накинув на голову какую-то вонючую тряпку и тут же нанеся удар по затылку. Но в деталях я разобрался позже, а сначала просто ощутил упавшую на голову плотную материю, резко погас свет и тут же по затылку вскользь прилетел сильный удар. Придись этот удар куда метили я бы может и отключился, ну а так едва его почувствовал, а еще через пару секунд я уже снова видел и катился по полу. Выхваченную из-за пояса отвертку я вбил в первую попавшуюся на глаза штанину, второй раз ударил по соседней ноге, третий успел грузно отпрыгнуть, а четвертый, тот, что подошел сзади, успел пнуть меня по спине пару раз и тоже отступил, избегая жала дрожащей в моей руке отвертки. Последний незамеченный удар пришелся мне в лицо, в носу вспыхнула боль, из глаз брызнули слезы, я отмахнулся вслепую, ни в кого не попал и наконец поднялся на ноги, ощущая себя вполне сносно. Меня трясло от адреналина и слишком частого дыхания, изнутри рвало на части, когда половина меня требовала немедленно уматывать отсюда, а вторая желала атаковать каждого напавшего на меня ублюдка и наделать в них глубоких дыр — причем желательно в их искаженных потных лицах.

По губам стекала кровь, капая с подбородка, опираясь рукой о стену, я озирался, одновременно поправляя сползшую на бок сумку. И чем больше я оглядывался, тем в большее недоумение приходил. Именно в недоумение. Даже в оторопь. Я ожидал подвоха от Шестицветиков и вообще от всех тех, кому перешел дорогу. Но чего я никак не ожидал так это нападения со стороны… обычных взрослых работяг…

Четверо мужиков. Да высокие и с виду сильные, но очень неспортивные, с выпирающими животами, с усталыми лицами, где эмоции быстро сменяли одну за другой. Страх, злость, снова страх, потом раздражение… Четверо мужиков каждый из которых чуть ли не вдвое старше меня стояли полукругом в трех шагах от меня. Пустой переулок, зыбкое тусклое освещение, поздний вечер, я шел на ночную смену в Тэмпло, почти дошел, расслабился и даже не услышал быстрых шагов…

— Как же ты, с-ука-тварь выскочить успел? — вопрос задал чуть раскачивающийся самый крупный мужик слева.

На нем старый бордовый комбез с зелеными вставками — молодежная мода прошлых десятилетий и мужик похоже тоже оттуда же. Глубокие залысины, недельная щетина, набрякшие мешки под глазами неопределенного цвета. Именно он пнул меня. И судя по его начальной позиции, откуда он вовремя отскочил, чтобы не получить моей отверткой, это он накинул мне на голову старый мешок, что лежал у моих ног. И он же скорей всего ударил меня по затылку, но прямого удара у него не получилось. И сейчас я смотрел на его плотно сжатый правый кулак, в то время как левая рука была разжата.

— Если у тебя там что-то зажато и ты бил меня этим по затылку… я тебе, тварь, глаза выколю — произнес кто-то и я не сразу понял, что эти слова сказал я сам и как оказалось через секунду, на этом мой болтливый язык останавливаться не собирался — Я выслежу тебя, сука… и сделаю тебя калекой….

Четверо мужиков переглянулись. Двое в центре невольно подались назад, сами того не заметив. Да и крайние, которые самые крупные и смелые, тоже выглядели несколько ошарашенными. И судя по глазам, впечатлили их даже не мои слова, а выражение моего словно застывшего

лица. Я невольно коснулся щеки и мне показалось, что на мне толстая резиновая маска противогаза. Такое впечатление, что если я ткнул пальцем в широко раскрытый глаз, то палец уткнется в некую нечувствительную пленку. По подбородку продолжала стекать кровь, дышал я ртом и с каждой секундой начинал злиться все сильнее.

Да.

Я. Анус Амадей. Стоял один перед четырьмя здоровыми мужиками. Истекал кровавыми соплями. И с каждой проходящей секундой злился все сильнее, ощущая, как горячая волна неудержимо поднимается снизу вверх и скоро затопит мозг.

Я злился.

Мне сделали больно. Опять.

Мне устроили темную. Опять.

Мне разбили нос. Опять.

Меня пинали лежачего на полу. Опять.

Меня посчитали безответным мальчиком для битья. Опять.

На мне сука написано, что ли где-то, что меня можно безнаказанно унижать, избивать, вытирать об меня ноги?! Мне убить кого-то, чтобы от меня раз и навсегда отстали нахрен?!

И снова я с запозданием понял, что последние фразы произнес вслух, говоря низким шипящим голосом. В затылке пульсировала острая боль и вряд ли это как-то связано с тем ударом вскользь. С шумом набрав воздуха, я не обратил внимания на что-то говорящего мужика в бордовом комбезе и шагнул вперед, перехватывая отвертку поудобней. Глядел я только на самого молодого из четверки, стоящего в середине их группки и одетого в рабочую куртку, плотные штаны и старинную кепку с длинным козырьком. И «кепка», поняв, что я иду именно на него, отшатнулся, засеменил ногами проворно как насекомое и мигом оказался за спинами подельников, а затем отступил еще дальше, почти к самой стене.

На этот маневр отреагировал «бордовый» удивленным восклицанием:

— Сёма?!

Я махнул рукой. И еще двое отскочили, а «бордовый» утек в сторону, показав неплохую проворность.

— Опять… — сказал я, разворачиваясь к нему, как к самому опасному — Опять… опять кто-то решил, что меня можно бить… бить сзади… Трусы! Дерьмо сурверское!

Тот, кого назвали Сёмой съежился, огляделся и рванул прочь, отмахнувшись на бегу от остальных, что-то кричащих ему вслед. Этого хватило, чтобы еще двое, прихрамывая, побежали следом, не оглядываясь на последнего. Через несколько секунд в переулке остался только я и «бордовый».

— Я сильнее тебя! — сказал он, не сводя глаз с отвертки в моей руке.

— Да мне посрать — ответил я чистую правду — Сдохну так сдохну — но тебя кишки продырявлю! И до глаз твоих сраных постараюсь дотянуться!

— Охренел?! Сам понимаешь, что говоришь, сурвер?! Мы тебя просто чуток проучить хотели! А ты за отвертку хватаешься?!

— Проучить? — я тихо рассмеялся и прыгнул вперед, нанося удар отверткой.

Бил я неумело, но бил не сверху-вниз, как в старых фильмах, а нанес прямой тычковый удар, целясь жалом отвертки в чужое лицо. При этом я сначала столь же неумело махнул другой рукой, отвлекая внимание. И у меня почти получилось — «бордовый» снова сумел отскочить, но я все же зацепил ему правую щеку и проткнул кожу, а когда он дернулся в сторону, отвертка пробороздила еще сантиметра три.

— Ай! Сука!

Я зло ощерился, тряхнул головой, стряхивая кровь:

— Больно?

— Амос! Уймись! Ты сам виноват!

— В чем я виноват? Я тебя даже не знаю!

— Зато мы все тебя знаем! — отойдя на пару шагов, он зажал ладонью рану на щеке, взглянул на меня с неожиданной чуть ли не праведной злостью — Мы все тебя знаем, падла старательная — все работяги рыбных садков, а теперь и Тэмпло! Ты хоть знаешь сколько честных трудяг из-за тебя налетели на штрафы и лишились премий?! Что?! Заработал свои сучьи тридцать серебряников? Выявил недостатки в нашей работе, сучий ты потрох, рыбье ты дерьмо?! Человек пятнадцать — уволены! Многим понизили жалование и снизили рабочий разряд! Под сотню человек не принесут домой нормальной зарплаты! Чем нам кормить детей, упырок?!