Запертый
Шрифт:
— Три динеро.
Три монеты, звякнув, легли стопкой на холодное стекло. Взамен я тут же получил пластиковый вечный разнос с двумя сурвдогами, а еще через минуту и большой бокал с кофе. Девушка неуверенно мне кивнула, едва наметив улыбку — она еще не определилась с тем, как вести себя со мной. Ведь вроде никчемный Анус уже не настолько никчемный что ли…. Жопа отрастила зубы?
Вернувшись к столику, я уселся на второе по удобности место — не на общую скамью с длинных боков нашего столика, а на стул со стальной рамой и высокой спинкой, что стоял напротив торца. Точно на такой же мощный стул угнездил свое обиженное и недоумевающее седалище бригадир Раджеш Паттари, он же Радж. Ему за шестьдесят, он считает себя старой крепкой косточкой, истинным
— Это место — осторожно кашлянул сидящий рядом с бригадиром Нурлан — Оно…
— Оно бы должно быть твоим — спокойно кивнул я, опуская перед собой поднос с обильным завтраком — Правильно? Ты ведь правая рука бригадира и даже порой заменяешь его. А сидишь сбоку на неудобном краешке лавки. Зад еще не болит? Угол лавки не отпечатался, Нур? Ты не подумай — к тебе я с уважением. Ты мужик. Ты сурвер.
Над столом повисло тяжелое молчание. Подоспел еще один из наших, тоже опоздавший, но он прибыл как раз так, как требовали того вкусы нашего начальника — выпучив глаза, бежал что есть сил, бухая рабочими ботинками и еще издали крича слова покаянного извинения, что веселило обычно ранних клиентов Лучика и заодно тешило эго бригадира Раджа. Опоздавший добежал и тоже замер в тяжком недоумении, пытаясь понять почему на него вообще никто не смотрит. А все смотрели на меня — как я буквально впихивал в себя якобы говяжью сосиску вложенную в якобы ржаную булку. Но было вкусно — и вполне органично. Мы очень многое выращиваем сами. Говядины у нас нет и не будет. Как и свинины. Эти животные не только требуют слишком многого, но и выделяют чрезмерно много всего. Говорят крупный рогатый скот ускорил падение прежнего славного мира, сделав также много, как и последовавшие удары атомных бомб. Зато мы выращиваем очень много другого — в том числе мясного. Рыба, курицы, перепелки — основа основ. Род Якобс разводит уток и гусей. Раньше у нас были даже домашние страусы, но это в далеком прошлом, хотя самые беззубые древние старики вроде как даже помнят славный вкус каши со страусятиной. Злаки мы тоже выращиваем — но не так много, как хотелось бы. Зато мы так славно умеем культивировать водную растительность, что с дополнением к меню и животному корму проблем не бывает. Мы держимся. И даже куриные, гусиные и перепелиные яйца вполне еще по карману обычному сурверу — яичница из двух яиц стоит один динеро.
Яйца…
Едва подумал о них и в голове тут же всплыло изображение бодро шкворчащей на сковороде яичницы глазуньи… Прожевав, я поднял голову и на все кафе сделал громкий заказ:
— Двойную глазунью! На гусином жирке!
Секундная пауза… и девушка за витриной мне улыбнулась — впервые за все время:
— Да, сурвер. Уже готовится. Мы позовем.
Я вернулся к еде, приступив ко второму фирменному сурвдогу со всем добавками — огромная красная сосиска внутри тонкостенной ржаной булки, посыпанная мелконарезанным репчатым и зеленым луком, залитая кетчупом и майонезом, а сверху присыпанная сладковатой рыбной крошкой. Сочетание вкусов странноватое, но мне сурвдог по вкусу.
— Что ты себе позволяешь, Амос? — очнулся наконец бригадир Радж — Опоздал! Огрызаешься! Грубишь! Сел не на свое место! Ведешь себя как дешевка, а не как сурвер!
— Я? — не слишком умело ухмыльнулся я, впервые задумавшись над тем, что даже ухмыляться, усмехаться и скалиться тоже надо уметь — Я может и дешевка, Радж.
Бригадир дернулся — я не назвал его святейшей должности и даже не назвал его сурвером, что у нас равнозначно «мистеру», «господину», «уважаемому» и так далее. Слово «сурвер» для нас значит очень многое. Мы им дорожим. И только из-за уверенности в том, что я не дам сходу в рыло, бригадир рискнул так бодро назвать меня дешевкой, а не сурвером — за такое бьют и бьют обидчика сильно.
— Я может и дешевка — повторил я, берясь за кофе и делая огромный глоток сладкой бодрящей жидкости — Закончим на этом?
Я давал бригадиру
— Ты теперь решаешь, когда мы заканчиваем говорить?
— Так я дешевка или сурвер, Радж? — продолжил я тонко хамить — Ты прямо озвучить свое мнение заслуженного сурвера.
Бригадир секунд на пять завис, глядя на меня медленно затухающим взглядом. Одно дело обронить во время беседы что-то такое, но совсем другое на прямо заданный вопрос прямо высказать свое мнение. Ведь потом придется доказывать. А попробуй докажи, что Амос-Анус не сурвер, а дешевка.
— Ты сурвер, и ты стараешься — ответил он наконец и ответил дежурной каноничной фразой — Но есть над чем поработать! Вот сегодня ты опоздал! И даже не извинился, хотя заставляешь всю бригаду ждать!
— А где твой сын, Радж? — спросил я, поднимаясь.
Вернулся я через пару минут, неся перед собой тарелку с четырьмя отлично поджаренными не растёкшимися яйцами и даже с ломтиком подрумяненного бонусного хлеба. Сев, продолжил попытки унять рвущий меня на части волчий голод. Над столом опять висело тяжелое молчание, но мне было плевать. Я успел доесть и откинулся на удобную спинку стула, держа в руке недопитый кофе, когда подоспел последний из нашей «дружной» бригады — двадцатидевятилетний сурвер Майк Паттари, единственный сын Раджа Паттари. С широченной и еще сонной улыбкой он вроде как извиняясь приподнял обе руки и молча шагнул к своему излюбленному месту — занятому моей усталой от бега задницей.
— Э…
— Сегодня я это уже слышал — спокойно кивнул я — Эй, Майк, какого черта ты опаздываешь? И почему ты сука не бежал с выпученным глазами, чтобы показать свое раскаяние?
— Э… — улыбка с сонного лица бригадирского сынка пропала начисто. Остановившись в шаге от меня, он судорожно пытался понять, что же тут такое происходит, но пробуксовывал, никак не мог уловить суть и от этого начинал смущаться и злиться. Никто не любит внезапных обвинений, никто не любит ничего не понимать — Ты…
— Может скажешь, что я твое место занял? — предложил я ему — Ну типа это твое место… ведь у нас в бригаде не все равны, да, бригадир? У нас ведь есть любимчики, которым можно опаздывать и не извиняться, можно сидеть на козырном месте постоянно… да, бригадир Радж? Может Майк у нас особенный?
Побуревший бригадир с силой ударил ладонями по столу, едва не сбив свой бесплатную — от заведения — утреннюю чашку эспрессо, чей вкус я ему точно подпортил.
— Хватит! Майк! Ты опоздал! Пришел последним! Почему не извинился перед парнями?
— Извините, парни — послушно произнес Майк, все еще стоя рядом со мной.
— Сядь на лавку! — бригадир усилил нажим, понимая, что сейчас просто нельзя продолжать этот опасный разговор, в котором у разговорчивого ушлепка Амоса-Ануса все козыри. Он обязательно продолжит эту беседу — но позже, без свидетелей. Все же бригадир достаточно мудр и много чего и кого навидался на своем веку.
Майк явно хотел возразить, явно хотел стащить меня со «своего» табурета, но все же пересилил себя, плюхнувшись на лавку и затихнув.
— Распределяем смены — продолжил Радж — Сегодня работы много. С утра три контракта — два групповых и один одиночный.
Гордым словом «контракт» называлось рабочее задание, полученное бригадиром от того или иного частного лица. Мы занимались чисткой вентиляционных шахт, конденсатных колодцев, сточных труб и прочих скрытых от взглядов жителей мест, где вечно скапливалось все самое склизкое, вонючее и просто отвратное. Бригадир получал и распределял задания, назначал на них работяг вроде меня, контролировал выполнение, докладывал заказчику о успешном завершении, получал и выдавал нам деньги, не забывая забрать свою долю. Что приятно — выдавал сразу. Деньги были каждый день. Что плохо — платили маловато. В результате каждый день я зарабатывал от четырех до шести динеро. На еду, особенно если готовишь себе сам, вполне хватало в теории. Теперь то точно хватит — без нахлебника соседа.