Запев. Повесть о Петре Запорожце
Шрифт:
— Що там було? — нетерпеливо повторил вопрос Хохол.
Петр коротко рассказал.
— А когда б вин и вправду полномочие экзекутора спытав?
— Да не ворчи ты, Степан Иванович, — вступился за Петра Василий Старков. — Похвалил бы лучше. Теперь мы точно знаем: у дворника на наш счет нет подозрений. И костра нет…
Кроме Крупской, Радченко, Старкова, Якубовой пришлн несколько рабочих — слесарь Обуховского завода Василий Шелгунов, Иван Бабушкин с Семянниковского и Никита Меркулов с Александровского сталелитейного. По всему видно — разговор между наставниками их живо интересует.
— А
И тут действительно раздался стук в дверь.
Комната у Ванеева и Сильвина просторная, но спрятаться в ней трудно. Разве что за пологом, где поставлен таз для умывания.
Петр метнулся туда.
Ванеев, придав лицу беззаботный вид, пошел открывать.
Окутанный морозными клубами, в комнату шагнул… Ульянов.
Первой засмеялась Якубова. И без того небольшие карие глаза ее вовсе исчезли, румяные щекн сделались круглыми, широкие плечи мелко-мелко затряслись. От ее плотного, ладного тела всегда веет здоровьем, свежестью полевых трав, неистребимой молодостью. Не случайно подруги-бестужевки ласково называли ее Черноземной Силой. Все у нее хорошо, естественно, заразительно. В особенности смех.
Вслед за Черноземной Силой прыснула Крупская, за ней — другие. Даже Радченко не удержался.
Приступ общей веселости Ульянов принял исключительно в свой адрес, а потому быстро оглядел пальто — нет ли какой неисправности, провел ладонью по усам и бородке.
— Свои, Гуцул, выходи! — позвал Ванеев. Путаясь в пологе, Петр выбрался на свет.
— Здравствуйте, Владимир Ильич.
— Здравствуйте, Петр Кузьмич, здравствуйте, — ответил Ульянов. — Кто это вас туда упрятал?
Пришлось Петру во второй раз рассказывать, как он был экзекутором. И о том, что схлопотал выговор Хохла, — тоже.
Ульянов отнесся к его историк куда более терпимо.
— Что ж, в каждом конкретном случае следует поступать исходя из обстоятельств. Главное, чтобы на первом месте стояла необходимость, а не желание поиграть в казаки-разбойники. Думаю, Петр Кузьмич проявил находчивость. Но теперь ему потребуется двойная находчивость, чтобы, приходя в этот дом, не столкнуться с дворником.
— От я про то ж и говорю! — подтвердил Радченко. Пришли еще несколько рабочих. Последним явился Герман Красин. Не в пример товарищам он начал здороваться не с теми, кто в этот момент был к нему ближе, а по этикету:
— Приветствую вас, Надежда Константиновна! Вчера был в Публичной библиотеке, видел вас, хотел обсудить вопрос, касаемый школьного образования, да вы спешили…
С той же учтивостью он разговаривал с Якубовой. Затем обменялся рукопожатиями с рабочими. Возле Шелгунова задержался:
— Рад вас видеть, Василий Андреевич! Что-то мы реже стали видеться. Неужели такая занятость?
— Так ведь встречи не от меня зависят, — с обезоруживающей улыбкой отвел скрытую укоризну тот.
Шелгунов — бывший ученик Красина. Еще при Брусневе Герман начал помогать ему разбираться в марксистской литературе. Он же познакомил его с Ульяновым, и теперь Василий Андреевич по всем вопросам идет к Ста рику.
Шелгунову двадцать семь. Работать начал с девяти лет. Был
В прошлом году вместо арестованного товарища Шелгупов принял на себя обязанности организатора рабочих кружков за Невской заставой. Потому и перебрался на Обуховский завод…
Впрочем, организатором он был всегда. У кого еще такие связи с рабочими? Не менее пятнадцати фабрик и заводов Шелгунов через своих людей хорошо знает, сам на многих работал. В спорах бывает резким, неуступчивым, потому как видит заинтересованность интеллигентов в рабочих кружках. Привык выбирать, оценивать, до всего доходить своим умом. Не хочется ему сразу отказываться от того, что тяжко добыто. Но если откажется, то сделает это твердо и осознанно.
Ульянова он предпочел осознанно. Помнит, чем обязан Герману, всегда почтителен с ним, но и поддевок в сторону Старика не принимает. Вот как сейчас…
Петру понятно состояние Шелгунова, состояние Красина — тоже.
— Начнем? — предложил Ульянов, дружески ответив на рукопожатие Германа.
Петр устроился на кровати рядом с Сильвиным. Красин подсел к Ванееву. Остальные разместились у стола с угощением.
Весело потрескивали угли в камине. Однако по ногам плыл подвальный холодок. Не помогали и газеты, слоями уложенные под половички. Подушка, привязанная к форточке, заиндевела.
— Можно мне сказать? — попросила слово Крупская. — Многие из нас близко знали Михаила Ивановича Бруснева. В декабре объявлен приговор «Рабочему союзу». Первый политический приговор нового императора. Михаил Иванович получил четыре года одиночки и десять лет ссылки в Восточную Сибирь. Теперь он переведен из Москвы в Петербург — в «Кресты». Мы обязаны о нем позаботиться.
— Непременно! — поддержал ее Шелгунов. — Установить связь, найти «невесту», делать через нее передачи.
Как у всех слабо видящих, у него напряженный взгляд. Гладкие русые волосы осыпаются на лоб, он их часто поправляет ладонью, и тогда клинышек бороды резко вскидывается, чертит в воздухе кривые линии.
— Других мнений, кажется, и быть не может, — вступил в разговор Ульянов. — Начало каждого нового царствования предполагает и начало новой борьбы. Или ее усиление. В проекте программы московской группы, в которую незадолго до ареста вступил Бруснев, сказано следующее: «…признавая рабочий пролетариат, как экономическую категорию, верховным носителем идей социализма, мы приложим все старания к возможно более широкой постановке пропаганды и агитации среди фабрично-заводских рабочих с целью непосредственного создания элементов будущей рабочей партии…» Тут, как говорится, Добавить нечего.