Записанное не пропадает
Шрифт:
Приходится обращаться за помощью к машинам.
Есть ратомашина читающая: она упрощает запись, распознает клетки. Следит за ратолентой вогнутым своим глазом и печатает лучом на фотонитке: н-н-н-н нервные
клетки, м-м-м - мышечные, к-к-к-к - костные, э-э-э -красные кровяные шарики, л-л-л - белые. Иногда попадается: ???
– нечто неизвестное машине, чаще всего незнакомые ей микробы. Их надо рассмотреть и вредные исключить. Зачем оживающему Гхору вредные микробы? (Тут, между прочим, возникают открытия. Найдены в записи неизвестные науке микробы. Вредные, бесполезные или нужные? Идет проверка. Молодой врач Носада пишет { ученый труд: "О
Есть ратомашина сличающая. Ей дается образец: нормальная, идеально правильная клетка, нормальное чередование, нормальная молекула. С нормой она сличает ратозапись, указывает отклонения. Отклонения нужно осмотреть внимательно не машинным - человеческим оком: какой в них смысл, полезны или вредны? Омертвевшие клетки долой, вклеим в ратозапись живые. Непонятное отклонение? Изучим. Не таится ли и здесь полезное открытие?
И есть, наконец, ратомашина печатающая, подобная читающей, но работающая противоположно - не от тела к записи, а от записи к телу. Она нужна, когда исследование закончено, составлен проект реконструкции мизинца, без вывиха и отека, без склеротических отложений, без мертвых клеток, составлен и переведен на машинный язык: м-м-м... к-к-к... э-э-э... Считывая эту диктовку, машина изготовляет по ней ратозапись, запись вставляется в ратоматор, мгновение - и мизинец готов. Еще месяц он живет в физиологическом растворе, проверяется, копируется, вновь режется хирургами. И наконец курьер увозит тяжелую коробку с ратозаписью в Серпухов, а Сева мажет красной краской еще несколько кубиков.
И странное дело: за всеми этими хлопотами исчез Гхор. Австралийцы думают о пальцах, японцы - о гортани, Сева-о кубиках, Том - о ратосчитывании, идут споры об органах и органеллах, нормальных и патологических, о срезе No 17/72, о слое УВ, о квадратике ОР-22. Гхор исчез. За деревьями нет леса.
В Австралии-левая рука, в Японии-горло, в Австрии - пищевод, а мозг - в Серпухове. Лада работает в отделе мозга. Перед ее столом экран, на нем амебообразные, с длинными нитями нервные клетки. И схемы молекул белковых и нуклеиновых с буквами АБВГВГАА и т. д. Лада-непосредственная помощница Зарека. Изучает часть мозга, связанную с переживаниями (эмоциями)-радостью, горем, надеждой, разочарованием, ликованием, страхом, любовью и гневом. Где-то здесь, в этой области она называется гипоталамической,- по мнению Селдома, прячется счетчик жизни, часы, отсчитывающие сроки молодости и старости. Если Солдом прав, работа Лады самая важная. Все труды пойдут прахом - австралийские и австрийские, если указатель счетчика не будет переведен на "молодость".
Суровая, осунувшаяся, еще более красивая, наклоняется Лада над микроскопом.
Ким думает про себя:
"Какая выдержка, какое долготерпение! Наверное, невыносимо тяжело все время иметь дело с мозгом мужа. Не предложить ли ей другое занятие?"
Но он деликатно молчит, не решает бередить раны.
А бесцеремонный Сева, тот спрашивает напрямик:
– Теперь ты знаешь тайные мысли мужа, Лада?
Ким ужасается. А Лада, к его удивлению, отвечает спокойно:
– Я не думаю об этом, Севушка. Для меня тут нет никакого Гхора. Гхор живет в моей памяти: он сила, он гений, он воля и характер. А здесь серое вещество, и я должна изучать серое вещество, чтобы вернуть силу, гений и нежность. Тут любви нет, тут нервные клетки. Это не стихи, это бумага, на которой они пишутся.
Месяцы шли, и рассредоточенный
Не в первый раз совершенство человеческого организма мешало медицине. Так было с несовместимостью тканей. У ящериц легко прирастали чужие ноги, у человека этого не получалось. И со счетчиком старости та же трудность.
Ведь у человека, кроме химической, кроме нервной, есть еще регулировка генетическая, эмоции, воля...
А в памяти перемены отмечались не только химически: там происходила перестройка, отростки нервных клеток перемещались, изменялись касания...
Если бы имелась запись мозга Гхора десятилетней давности, задача была бы проще: восстанови прежнее строение мозга - и все. Правда последние десять лет исчезли бы из жизни Гхора, он не знал бы даже о женитьбе на Ладе.
Однако ратозапись имелась только одна - посмертная.
По записи нашли разрушенные участки, но не было известно, что следует сделать их на месте.
Пробовали найти решение, сравнивая мозг Гхора с мозгом других людей молодых и стацых. Ратозапись впервые позволяла вести такие исследования без чужих несчастий - на снимках с живого мозга. Машины-ратосличители захлебывались от работы. Для проверки делались все новые и новые снимки, потоки фактов заводили в дебри новых проверок.
– Мы заблудились в мозгу,-жаловался Зарек.-У нас тысяча моментальных фотографий, а нам нужна кинолента, одна-единственная, история одного постепенно стареющего мозга. Тогда мы поймем, как идет процесс.
– - Но ведь старение продолжается лет двадцати,-ужаснулась Лада.
Зарек про себя подумал, что двадцать лет - не такой большой срок в науке, тем более для решения сложнейшей проблемы оживления, да еще с омоложением. Но вслух не сказал Ладе. Она работала с таким нетерпением, так уверенно рассчитывала на свидание с мужем. Как можно было ей сказать: "Не надейся. Встреча произойдет лет через двадцать... или никогда". Зарек ничего не сказал вслух. Лада сама докончила мысль:
– Через двадцать лет я буду уже немолодой, некрасивой. Гхор не узнает меня.
И она же предложила выход: изучать не нормальную старость, а болезненную, скоротечный геронтит - болезнь Селдома. Тогда двадцатилетний срок сократится до нескольких месяцев.
– Это идея! Поищи сама, Ладушка, не доверяй никому.
И Лада искала со всей своей энергией. Запросила все страны, где были вспышки эпидемии. Но отовсюду медики с гордостью сообщали, что за последние два года не было ни одного случая, ни единого...
Лада вернулась с предложением заразить геронтитом шимпанзе.
Зарек считал этот опыт бесполезным. Шимпанзе очень похож на человека телом, но именно в психике различия существенны. Тем не менее Зарек согласился. Он понимал, что Лада в отчаянии и согласна на любые средства, кроме медлительных.
– Это идея! Займись, Ладушка, сама,- сказал он.
Слишком быстрое согласие удивило ее. Она насторожилась, заподозрила неискренность. Теперь она внимательно прислушивалась к разговорам, которые велись за ее спиной. Ловила намеки: не хотят ли свернуть работу, отложить оживление Гхора без ее ведома?