Записи и выписки

Гаспаров Михаил Леонович

Фортинбрас

Я, Фортинбрас, кого ждали так долго, выхожу на миг для последних слов. Я один заключаю драму, мои войска полегли за сценой. Синий плащ мой тяжел от крови. Занавес рушится на трубный звук Раз, два, три — Эльсинор разобран. Мы

с Шекспиром уходим за кулисы.

Лондонская башня

Это так – граф Варвик погиб: наконец-то, наконец-то погиб! Но, увы — жив старый Генрих, старый Шестой – выжил из ума, но жив. [217] На блеклый лоб падает седина, он откидывает ее вновь и вновь, и слюни текут из губ. Он сидит в Тауэре над рекой, он в тюрьме, крысы и мыши кишат вокруг, но они не тронут его — он так бледен, что нагоняет страх. Он как лунный луч из решетчатого окна, за которым звездная рябь. И ему не вернуться ввысь, потому что большой паук переткал ему дорогу назад. Призраки — не для крыс, лунные лучи — не для мышей. Кругом темно, и нечем дышать — а король все жив. Ни еды ему, ни воды — а король все жив. И понадобится добрый Ричард Глостер, чтобы вдруг испустил он дух, — разумеется, только от меланхолии.

Шарль Орлеанский в Лондонской башне

В целом мире нет места краше, чем графство Блуа, над которым Шарль. В черной башне над мутной Темзой он плачет песней о своей Луаре. Английской ночью он плачет песней о ясных звездах над милым Блуа. Невольник слова, он плачет, спящий, и сны его — по-французски. Вспоминает Францию, города и селыцину, двор и замок. А тюремщик лязгает, крыса пробегает по полу, звонят к английской заутрене. Слабо слово, сдавлено слово, и все-таки сон поет. О любви, о юности, о былом, не о будущем, пленник памяти, тоскует Шарль.

Горе

Ласточка летит. Вечер. За ласточкой летит ястреб. Над зыбким прудом — месяц, На месяце две тени. [218] А камышам нет дела: Жизнь там или смерть в небе? Небеса кричат горем, А вода едва дрогнет.

Морская любовь

Маленькая жизнь и большое море. Ты меня любишь, а я матрос. А в море буря, а в море тишь: надо плыть. Маленькая жизнь и большое

море. Тебе так страшно, ты очень меня любишь. Кабы ты бы любила большое море, ты сказала бы тоже: надо плыть. Мне плыть на смерть, а тебе — на мою любовь. Маленькая жизнь и большое море – понимаешь, милая, надо плыть. Буря и тишь, причал и отчал, черная скала и морская пасть, кораблю не выплыть, а надо плыть. А ты меня любишь и будешь ждать. А там придет другая любовь. [219]

V. От А до Я

Если эпиграф покажется вам уже слишком глуп, то вместо Гете подпишите Тик, под фирмою которого всякая бессмыслица сойдет.

(И. Киреевский — матери, СС 2, 228)

Кто вопрошает богов о том, что можно знать посредством меры, веса и счета, и о тому подобных вещах, тот поступает нечестиво.

Socr. ар. Xen. Меmor.

А собака лаила

На дядю Михаила,

А что она лаила —

И сама не знаила.

Частушка

А Алфавитный указатель к двухтомнику С. Острового начинается «А было это…» и еще 10 стихотворений, начинающихся с А (Последнее: «А что такое есть стихотворенье?..»). Тютчев стал начинать стихи с «И», а Островой с «А».

Абендландия называл Европу Мирский в письмах к Сувчинскому.

«Авангард 1920-х гг. низвергал традицию, авангард 1980-х ей подмигивает» (тезисы И. Бакштейна).

«Авангард авангарда, одержимый всеми неврозами разведчика неверных путей…»

Академический авангардизм Улицы в Режице, Ю. М. Лотман говорит: «Конечно: если эта — Суворова, то вон та будет Маяковского, а между ними — Жданова», совсем как у позднего Брюсова.

Азбука Ст. Спендер предлагал ЮНЕСКО начать опыт мирового правительства со снятия таможенных барьеров между странами на одну букву, например, Либерией, Лапландией и Люксембургом (A. Koestler).

Азбука На телеграфе: «А международную в Болгарию тоже латинскими буквами писать?» — «Обязательно». [220]

Алфавит Персидский великий визирь Абул Касем Исмаил (X в.) возил за собой свою 117000-ную библиотеку на 400 верблюдах по алфавиту.

Анаграмма Кто-то из моих собеседников обнаружил у А. Одоевского, в «Браке Грузии с Русским царством» подтексты сталинской оды Мандельштама — не только «ось мира», но и анаграммы Сталина и Гори.

Авторитарность Бахтин в борьбе с авторитарностью утверждает свою авторитарность: я чувствую, как надо мной идет борьба за власть (постструктуралистская тема), а у меня от нее чуб трещит. В диалоге я утверждаю не собеседника как личность, а себя как не-личность. Очень хорошо: всякое мышление есть отмысливание от себя — всего мира, своего тела, своих мыслей, когда они познаны. Мыслю — следовательно, не существую, потому и стараюсь мыслить. Когда Бахтин понуждает меня к диалогу, он словно затыкает мне рот и говорит «говори» — словно бог, который дал мне свободу воли и сказал: вот теперь изволь свободно любить меня.

Автор «Если «смерть автора», то, вероятно, и Деррида тоже нет? — Нет, говорят, Деррида только и есть, а это всех остальных нет» итд. (Т. Толстая, Ит. 1996, 21).

Анамнез в значении «амнезия» пишет д. ф. н. М. Новикова (титул выписан) в ЛГ, 1992.17.06.

Академик Выбран в академики. «А времени в сутках вам за это не прибавили?» — спросил НН.

Аполлон Восп. В. Белкина, художника: «…в «Аполлоне» все были какие-то умытые…» (В. Лукн., 95).