Записки А Т Болотова, написанных самим им для своих потомков
Шрифт:
Я смотрел тогда с особливым любопытством на сих новобрачных и не мог довольно надивиться всему поведению их, которое было столь порядочно, что я никак бы не подумал, что это жиды были, если-б мне того не сказали. Наконец, спросил я моего товарища: - Но сам-то хозяин где-ж? пожалуйте покажите мне его.
– "Бог его знает, отвечал он мне: - мне он не знаком и тут ли он или нет, я, истинно, не знаю, да и какая нужда о нем знать; он такой же тут гость, как и все прочие, и как он ни о ком, так и об нем никто не заботится".
– Вот смешно и удивительно, сказал я: - правду сказать, тем и лучше и вольнее.
В самое сие время
– Ну, теперь что будет? сказал я.
– "Небось, контратанец!" отвечал мой товарищ, и он в мнении своем не обманулся. Мы услышали вдруг голос одного молодого человека, кричащего музыкантам, чтоб играли режуисанс, и подающего им несколько денег. Не успел он сего вымолвить, как по всей зале раздалось эхо, множество голосов начали говорить: "режуисанс! режуисанс!" и все молодые люди начали себе искать подруг и, поднимая молодых женщин, ранжироваться в две линии. Как мне имя сего контратанца довольно было известно, потому что я видел, как его несколько раз танцевали на балах у генерала, и мне он так полюбился, что я и голос и фигуру его затвердил твердо, то вскипел я тогда желанием танцевать его. "Эх, думал я, отведал бы потанцовать его! авось-либо не ошибусь; фигура мне знакома". Но несмелость моя так была велика, что я никак не мог бы на то отважиться, если бы товарищ мой, приметив, что я горю желанием, но только не осмеливаюсь, мне не сказал:
Немец.
– Что, господин подпоручик, не вздумаете ли и вы им компанию сделать?
Я.
– Бог знает! никогда я контратанца сего еще не танцовывал! Правда, фигура его мне знакома, но боюсь, чтоб не помешаться и не спутаться.
Немец.
– И, господин подпоручик, пуститесь, авось-либо не спутаетесь; а хоть бы и помешались, беда не велика, здесь люди не знатные, вам то отпустят; станьте только в последней паре, так покуда дойдет до вас очередь, так вы и переймете.
Я.
– Так иттить?
Немец.
– Ступайте, сударь, ничего не опасаясь.
Я.
– Но где-ж мне женщину-то взять? ни одна мне не знакома.
Немец.
– Что нужды! берите любую, ни одна вам не откажется, но еще за честь себе поставит с вами танцевать, если только умеет.
Не успел он сего выговорить, как увидели мы одну молодую и изрядную девушку, бегающую по всему залу и ищущую себе товарища, и тогда сказал мне мой спутник:
– Ну, вот на что лучше, сама ищет, ступайте и адресуйтесь к ней.
Духа моего едва стало на то, чтоб к тому отважиться. Я подступил к ней в самое то время, как она шла мимо нас, и сказал ей:
– Сударыня! конечно, вам недостает пары? Не угодно ли со мною?
– С охотою моею, - отвечала мне девушка, обрадуясь приметно моему приглашению; она подала мне руку и тотчас повела-было становиться между первыми парами.
– Сударыня! сказал я, остановив ее немного: - не лучше ли немного подалее, ибо, признаюсь вам, что я сего танца еще не танцовывал, разве вы меня поправлять станете.
– О, сударь, с превеликою охотою, отвечала она и тотчас пошла становиться туда, где мне хотелось.
Сердце вострепетало во мне, как скоро стал я в порядок, и те минуты, которые надлежало мне дожидаться, покуда дошла до меня очередь, были для меня наимучительнейшие. Весь дух мой находился в великом смущении, и я стоял ни жив, ни мертв и, власно, как дожидаясь неведомо чего. Но, наконец, решился мой
Одним словом, вечер сей был для меня наиприятнейший в жизни. Я не видал, как оный прошел и затанцевался даже до того, что товарищ мой, наконец, ко мне подошел и сказал: "Уже первый час, господин подпоручик! не пора ли нам домой иттить; молодые уже давно ушли и скрылись и скоро все разъедутся". Тогда только опомнился я, что задержал сего доброго человека. Я приносил ему тысячу извинений и благодарений, что он для меня столько трудился и, схватя шляпу, тотчас пошел с ним.
Сим кончилось тогда сие происшествие, а сим окончу я и письмо мое, и паки вам скажу, что я есмь и прочее.
Письмо 70-е
Любезный приятель! Вечер, препровожденный столь весело, произвел мне столько удовольствия, и упражнение в танцах мне так понравилось, что они не выходили у меня из мыслей во всю дорогу, как я возвращался тогда на квартиру. Я благодарил товарища моего еще раз, при расставании с ним, и был услугою его крайне доволен. Танцевать же так разохотился, что идучи далее, не один раз сам себе говорил: "Ну, еслиб еще раз или два случилось мне таким же образом потанцевать, так бы я и пошел себе, и мог бы смело танцевать и у самого генерала на балах". Сие желание мое и совершилось прежде, нежели я думал и ожидал. Помянутый товарищ мой, немец, не успел увидеть меня на другой день, как, рассмеявшись, сказал:
"Ну, господин подпоручик, охотники вы танцевать, прямо охотник! Я этого и не ведал, а еслиб знал, то давно бы доставил вам к тому случай. Не угодно ли вам еще таким же образом танцами позабавиться? Послезавтрева опять будет свадьба".
– Что вы говорите! возопил я: - неужели опять такая-ж?
– Не только такая-ж, но еще лучше! Вот здесь близехонько, в альтштадском городском доме, и будет жениться один зажиточный купец. И ежели угодно, то я вас и туда провожу, но только с тем, чтоб мне там не сидеть так долго, как вчера, но чтоб мне вольно было уйтить оттуда, когда я похочу.
– Ах! любезный друг, ты меня одолжишь тем до бесконечности! А что касается до вас, то идите себе когда хотите, я и один могу остаться. "Очень хорошо, сказал он: - я вас свожу и туда; но что говорить, была бы только у вас охота танцовать. Я вам буду всякий раз сказывать, как скоро узнаю, что будет где-нибудь свадьба. У нас оне в нынешнее осеннее время бывают очень часто, и вы можете на всех их быть, если только хотите". Батюшка ты мой, возопил я - ты меня, ей-Богу, так одолжаешь, что я истинно не знаю, чем и как мне тебя возблагодарить за то!