Записки агента Разведупра
Шрифт:
— Как на балу? Кое-что есть, а? Что это вы чушь нагородили, товарищ? Мне всыпали из-за вас. Вы сообщили, что белые в Выборге имеют благотворительную организацию. Неправда. У них там шпионский центр. Кто такой профессор Цейдлер? Шпион, товарищ. Да-с, а вы пишете — благотворительные организации. Я-то понимаю — вы еще не успели собрать нужных данных. Не так ли? Жене не нужно ехать. Птичка уже улетела. Князь уехал в какое-то имение. Вернется — пошлю. Теперь ей новая работа. Тут есть такой дамский комитет. Эмигрантщина все. У них устраиваются вечерние работы по шитью
Закурил и, предложив мне сигарету, спросил:
— Списки подвигаются?
— Медленно, но точно. Я группирую по чинам, профессиям и настоящему положению, — ответил я.
— Отлично! Я на некоторое время еду в Москву. Меня заменит товарищ Муценек. Комендант наших зданий. Если узнаете что-нибудь вне директивы, немедленно передадите ему через товарища Петрова. Его можно видеть каждый вечер на Главной почте. Бородатый шатен. Сдать ему «дело» очень просто. В пять часов он сдает почту у окна 4. Подойдите и увидите наши пакеты, сдаваемые в окошко по книге. Узнайте Петрова и незаметно сделайте глазами «есть». Он будет знать. Потом идите за ним на Сенатскую площадь, в один переулок. Там общественная уборная — и готово! Понятно, все шифровкой, — произнес Фишман и протянул руку. — Идите, а жену пошлете немедленно в «дамский кружок». Товарищ Муценек вас вызовет, когда надо, — сказал он, вставая и направляясь к двери.
Позвал в комнату человека из кухни и кивнул мне головой:
— До свиданья.
Однажды вечером ко мне явился «комендант зданий» РСФСР — товарищ Ян Мутценек — Муценек — Кирман — Виленский. Высокий, бритый, лет тридцати пяти, блондин. Его появление было вызвано срочностью дела, заключавшегося в продаже 211 бриллиантов, полученных им для реализации и пополнения сумм разведывательных органов.
Бриллианты были разной величины — от половины карата до пяти с четвертью и, по словам коменданта, «церковного» происхождения.
Он сдал мне под расписку драгоценный товар и предложил обратиться к живущему в Тээле господину Ш., спекулянту драгоценными камнями.
Замшевый мешочек с бриллиантами оценил Муценек в 930 000 марок, в случае же если я получу больше, то прибыль поделить пополам.
По его словам, из этой суммы придется сдать Сайрио 500 000 марок и Бобрищеву 400 000 марок — остальные 30 000 предназначены для передачи портному Арвола.
Муценек передал мне поручения военного агента Бобрищева и спешно уехал в город, обещав прийти на второй день утром справиться о реализации «камешков».
Я поехал по указанному адресу к спекулянту.
В барской квартире меня встретил полный, краснощекий и с «курьезным» носом господин в японском халате — представитель какой-то иностранной фирмы по продаже бриллиантов.
— Кто вас направил ко мне? — спросил он, узнав причину посещения.
— Ваш адрес дал мне
— А, Александр Владимирович! — воскликнул коммерсант и, вооружившись лупой, разложил на письменном столе черный бархат.
— Покажите-ка камни, — предложил он, усаживаясь к столу.
Я дал ему часть бриллиантов, покрупней.
— Сколько их всего?
— Восемнадцать таких.
— А всего сколько?
— Двести одиннадцать.
Коммерсант вскинул голову и, испытующе взглянув на меня, спросил:
— Ваши?
— Понятно, мои, — «искренно» обиделся я, — это состояние, оставшееся от ликвидации имущества в Бессарабии.
— Вы румын?
— О нет! У меня было там имение. Продал и перевел леи на это, — ответил я.
— Все одной величины или есть и побольше?
— Нет, остальные меньше.
— Присядьте и закурите сигарку. Настоящие «Гаванн». А я изучу камешки, — предложил коммерсант и указал рукой на восточный столик около дивана.
Пока он измерял бриллианты, рассматривал, взвешивал и протирал, я задымил действительно хорошей рижской сигарой.
— Эти восемнадцать средней чистоты, вода желтовата, есть точечки в двух камешках. Один, правда, голубоватый, — сказал коммерсант повернувшись ко мне, — сколько стоит все?
— Двести тысяч марок.
Он повернулся на стуле — принялся что-то высчитывать.
— Много хотите. Теперь цена падает. Рынок велик. Дам вам сто восемьдесят тысяч. Хотите? — сказал он.
— Меньше указанной суммы я не уступлю, — решительно произнес я, помня указания коменданта.
— Покажите теперь другие, — сказал, видимо, расположенный к покупке коммерсант.
Вытряхнул на его стол из мешочка остальные.
— Ай, какая мелочь! Почти каратнички! Дешевый матерьял! — воскликнул коммерсант с нескрываемой радостью. — Сколько их всего? И какая цена?
— По моей расценке так: 50 штук по 5000 марок, 47 штук по 4000 марок, 20 штук по 1500 марок, 36 штук по 2000 марок, 40 штук по 6000 марок, а всего на сумму финских марок 980 000, — ответил невозмутимо я после подсчета в своей записной книжке.
— Почти миллион! Это, знаете, много. В переводе на доллары очень много. Не найти вам здесь покупателя. Ну кто может выложить сразу почти миллион, а? — засуетился коммерсант перебирая между пальцами бриллианты и рассматривая их.
— У меня уже есть, да разница в десять тысяч мешает сделке, — сказал я, уверенный в том, что уйду из квартиры коммерсанта без мешочка и с валютой в кармане.
И мог быть уверенным, что бриллианты будут куплены: цены были крайне дешевы, по тогдашним ценам половина действительной стоимости.
Но ввиду спешности и риска реализации, понятно, Муценек сбавил цену.
Наконец, мы договорились — я уступил пятнадцать тысяч марок и за 965 000 марок бриллианты остались в несгораемом шкафу коммерсанта.
С пачкой «долляров» в кармане я покинул квартиру коммерсанта, взявшего с меня слово не болтать о нашей сделке.
Утром явился Муценек.