Записки агента Разведупра
Шрифт:
Помимо чисто провокационной деятельности, Киппасто организовал еще одну банду перевозчиков через границу и за высокие гонорары «вывозил» из пределов советов «буржуазию», но жертвы его дьявольских затей дальше границы не достигали — там их грабили и расстреливали. Жертвами этой банды сотрудников Бобрищева пали: графиня Г., московский домовладелец X., капитан флота Киреев и вдова генерал-майора Яская, у которой Киппасто перед расстрелом отобрал 5000 финских марок.
Мои расчеты оправдались — Бергман телеграфно сообщил центру о предательстве Киппасто, и его расстреляли до приезда Бобрищева.
После ликвидации главного бандита я сообщил Бергману собранный мной материал о его шайке. Оставалось еще четыре агента,
Прошло дней пять после нашего разговора о банде Киппасто, и Бергман, показав мне фотографию, сказал, усмехнувшись:
— Поглядите на вашу работу.
Я взял фотографию.
Около каменной изгороди на фоне кирхи стояли привязанные к елям четыре парня. Сорванные рубахи валялись у их ног.
Лицо Арвида Матсона было изрешечено пулями, а груди остальных послужили мишенью красноармейцам отряда «финчека»…
— Ваш доклад угробил парнишек, — произнес Бергман и, хлопнув портсигаром, закурил.
— Когда же? — спросил я.
— В тот день, когда телеграмма прибыла к товарищу Андрингу. Это плевое дело: имена и номер для расхода. Мотивы письменно, — ответил Бергман равнодушно.
Я вернул ему фотографию и подумал облегченно:
«Пятью гиенами меньше».
XVII
Мункенскую виллу пришлось переменить на квартиру в громадном акционерном доме в Сернесе. Слишком была «натаскана». Один из партийцев купил за 90 000 марок пай и поселился в двух комнатах, а три перешли мне.
Мебель была приобретена за мой счет, и на новоселье меня посетили Бергман, Муценек, новый военагент Петров и агент Коминтерна доктор Вельмер-Поляков.
Поляков только что прибыл из Ревеля, где он проживал вполне легально как оптант. Высокий брюнет с холеной бородой, в изящной визитке. В петлице — значок Военно-медицинской академии. Он владел английским, французским, эстонским, немецким и русским языками.
Петров — бывший лейтенант, недалекий хвастунишка, партиец и приятель Раскольникова.
После ужина мы собрались в гостиной и приступили к разработке плана организации вооруженного восстания в Ревеле. Поляков, как делегат эстонского подпольного ревкома, набросал план выступления, надо сказать, до смешного нелепый и «простой».
Бергман слушал насыщенную революционным пафосом речь доктора и, когда тот кончил, сказал не без грубости:
— Так не выступают, товарищ. Детский бред. Я знаю эстонский пролетариат не меньше вашего. Мы должны согласовать действия и дать сигнал к выступлению не раньше учета всех сил. Во-первых, час начала борьбы: по-моему, утренний гудок. Пролетариат надо вызвать в борьбу уже тогда, как ваши ударные батальоны захватят телеграф, штаб, разрубят связь между полицией и охранными частями. Во-вторых, всю предварительную работу надо возложить на присланных из России партийцев, а не на местные силы. Товарищи Анвельдт, Рястас и Корк прибудут и возьмут общее руководство. Я не останусь сидеть тут сложа руки. Выступление надо подготовить внезапное и быстро действующее. Сперва захватить учреждения, разгромить полицию и поднять части гарнизона. Тюрьмы дадут немало бойцов. Оружие должно быть доставлено в ближайшие районы. «Доброфлот» — вооружить. Ваш план выступления во время забастовки не годится. Я категорически против него.
— Но, товарищ, центр торопит, требует активности. Я уже подготовил в этом направлении многое. Предвидится забастовка типографских рабочих, портовых и некоторых заводов, — возразил доктор нерешительно.
— Подождет «ваш центр». Я уполномоченный Коминтерна и сижу тут не зря. Раньше моей санкции ни один рабочий Эстонии не пойдет за вашим ревкомом. Поняли, товарищ? Довольно глупостей и разных скороспелых путчей. Или вы с Анвельдтом хотите
Доктор не возражал больше, а, выпив рюмку ликера, спросил:
— Как вы думаете, товарищ уполномоченный, надо ли мне послать доклад эстсекции об отсрочке выступления?
— Ваше дело, товарищ! Я не знаю причин торопить, — ответил Бергман, пожав плечами.
«Заседание» окончилось, Бергман отложил выступление эстонского пролетариата.
Поляков заночевал у меня. За стаканом кофе он объяснил мне причины неприязненного отношения Бергмана к нему.
— Бергман уже раз хотел подвести меня под пулю, но заступничество Кингисеппа спасло меня. Я старый партийный работник, а он из выскочек. Типа чекистов. Ему только расстреливать… Когда он был командиром бригады в Раквере — я был врачом, подчиненным ему. Вся его ненависть ко мне оценивается в бутыль спирта. Он требовал выдачи из полевой аптеки, а я отказал. Прислал помочь отряд своих хулиганов и приказал немедленно дать десять литров. Я отклонил требование. У него пьянствовали тогда Анвельдт и Кунаков. Меня арестовали и приговорили к стенке. Хорошо приехал Кингисепп и меня освободили. Вообще, он жестокий человек. Мое положение идиотское. Послали работать. Организация вооруженного восстания карается по эстонским законам расстрелом. Центр торопит, грозит, требует активности, а ревком спрятался по уездам и никакой работы. Я один в Ревеле с группой толстоголовых партийцев, Бергман, понятно, прав. Скажу больше — выступление будет ликвидировано. Рабочие массы отошли от нас. Вот и работай, — сказал откровенно Поляков, и на его лице легли тени усталости.
— Я их понимаю, этих Анвельдтов, — продолжал, закурив, Поляков, — они берут деньги от Исполкома Коминтерна, врут нагло о настроении масс, врут о бессилии власти и разложении армии. Вдобавок агенты ревкома и партии фабрикуют со своей стороны разные красочные сводки… Их гонит врать боязнь потерять пособие. Гнусно все обстоит в нашей партии. Один только Кингисепп не спекулировал суммами Коминтерна. Не хочу быть пророком, но вот увидите: ни черта не поможет хвастливый Бергман — восстание будет организовано. Но это явится провокационным действием эстсекции.
— Почему вы непосредственно не доложите Коминтерну действительное положение вещей? — спросил я.
— Эге! Непосредственно доложить. Вы разве не знаете, чем пахнет это? По инструкции, я подчинен особоуполномоченному и все доклады должны идти через его фильтр, — ответил доктор.
Он был прав, и мой вопрос вызвал у него сокрушительную улыбку.
Восстание в Ревеле все-таки произошло, но через год после нашего совещания и без руководящей роли Бергмана. Ему пришлось, по примеру многих предшественников, покинуть Финляндию и перебраться под фамилией Вершинина на Дальний Восток в штаб Бородина.
Главари выступления Анвельдт, Рястас и другие идейные товарищи удрали в СССР, а доктор Вельмер-Поляков, оказавшийся фельдшером, по постановлению эстонского военно-полевого суда был расстрелян.
Провокация эстонской секции стоила жизни десяткам одураченных пролетариев, и от руки лидера Анвельдта пали невооруженные прохожие офицеры и постовые городовые. Но на советско-эстонской границе стояли эшелоны Красной армии: на случай захвата власти.
После этого «выступления» пролетариата, Исполком Коминтерна сократил бюджет эстсекции до 200 000 марок, но увеличил суммы Мопру до 700 000 марок на полугодие.