Записки агента Разведупра
Шрифт:
— Можно взять на «курьере», купить или обещать амнистию поголовно, — продолжал Бергман, — важно хоть несколько дураков выудить, чтобы фронт разбить. Я хочу предложить Павлоновскому разрешить консульству опубликовать в местной печати объявление с призывом возвращения в РСФСР. Можно расписать об амнистии и так далее. Первую партию приняли бы с музыкой. Ха-ха-ха! Написали бы письма, хваля прием, глядишь, другие пошли бы. В Германии работают товарищи, а мы околачиваемся. Не дело!
— Там, товарищ, иной вопрос. Германцы нажимают на белогвардейщину, а тут им лафа. Лучше за мой проект взяться, — произнес Бобрищев, задергивая занавеску в окне автомобиля.
— Пустить
— Отнюдь нет. Я плачу каждому офицеру независимо от его прошлого пятнадцать тысяч в месяц и командирую на работу. Я имею заказ навербовать сорок или пятьдесят информаторов из среды белых. Товарищу Гаррису нужно шесть для Алжира, Петроянцу четыре моряка в Грецию и в Софию, Мальскому троих или четырех штаб-офицеров. Вы думаете, это легкое поручение? — возразил Бобрищев и, взглянув на часы на руке, добавил: — Ох, уже девять часов.
— Что, прямой провод? — спросил Муценек.
— Да, у аппарата Тухачевский. Наверное, опять что-нибудь сложное закатят мне, — ответил атташе не без гордости.
— А как дела с «посылкой»? — спросил снова Муценек с едва заметной улыбкой на скуластом лице.
— Запрашивал два раза, канитель одна. Я напишу жалобу на «инотдел». Мне до зарезу нужны «инструменты» [5] , а они тянут, — ответил Бобрищев, взглянув на меня.
Проехали Сернес.
— Высадите меня около моста, — предложил я, решив ехать на трамвае к себе.
5
Деньги в иностранной валюте.
Муценек постучал шоферу.
— Завтра ночью я буду у вас с Горским, — произнес Бергман и открыл дверь автомобиля.
Бергман, Муценек и Горский прибыли. В Горском я узнал жестокого садиста МЧК — помощника коменданта Хирьякова, «того самого» товарища Хирьякова, о котором даже такой лютый палач, как Атарбеков, отзывался как о «бессердечной личности». Маленький, с голой, дынеобразной головой, рябым, со впалыми щеками, лицом и быстро бегающими рысьими глазами. Непропорционально длинны были руки у Горского, его называли «Гориллой».
Он прочел мой доклад и, видимо удовлетворенный, сказал:
— Работаете сносно, но надо коренным образом план работы изменить. Надо реальной работы, а не одни бумажные истории. Пора финскому пролетариату стукнуть по черепу буржуазии. В задачу входит организовать уличное выступление: смотр нашим силам. Поняли? Я оставлю товарищу Бергману план первомайского выступления, а вы должны, товарищ, принять меры к активным действиям финской партии. Изберем же ревком и к маю все подготовим. Товарищи, я настаиваю! Времени много, средства отпущены, и красные командиры будут присланы. Какие полки, по-вашему, пригодны для распропагандирования?
Бобрищев ответил:
— Тридцать первый и девятый.
— Ячейки сильны? — спросил снова Горский.
— Усилили на сорок процентов по получении предписания главштаба, — ответил атташе, взглянув на меня многозначительно.
— А сколько наших, допустим, на роту выйдет? — не удовлетворился ответом Горский.
— Человек пятьдесят гарантирую, — солгал Бобрищев, не смущаясь.
— Маловато, но к тому времени поднять можно. Вооружение для коммунаров затребуйте через товарища Эйхманса. Общее руководство выступлением будет возложено на товарищей Сирола и членов подпольного ревкома. Вы, товарищ Бобрищев,
Порывшись в своем портфеле, он вынул какие-то мелко исписанные листки и, обращаясь ко мне, сказал:
— Кто у вас работает в политполиции? Почему вы не устроили там информатора, а? Упущение. Почему до сих пор не исполнен приказ добыть переписку Миллера и Карташева? Кто работает у вас в главштабе шюцкора? Почему вы не даете приказов по армии и флоту? Так дальше не идет. От имени председателя делаю вам выговор и предписываю письменно ответить по всем вопросам.
— Вы, товарищ, не в курсе условий местной работы, — возразил я, выслушав выговор чекиста, — тут нелегко достать информаторов среди офицерства шюцкора и армии.
— А, что вы говорите! — резко оборвал меня Горский, — деньгами все можно сделать. Купите, дайте пятикратное жалованье, хочет еще — отвалите сволочи еще. Я требую работы, а не «докладов»! Поняли?
Я заметил, как лицо Бергмана перекосилось от гнева. Он не удержался и бросил:
— Товарищ, ваши упреки неуместны! Мы делаем все, что возможно. Не всегда деньгами можно делать работу.
Горский оторопел.
— Я уполномочен настаивать на продуктивной работе, товарищ Бергман. В центре недовольны. Лично я знаю, понимаю, но там, понимаете?
— Почему же нам не предписывали? А теперь вы разражаетесь громом, — произнес Бобрищев колко.
— Хорошо, не будем ссориться. Вы заполните, товарищ Смирнов, брешь вашей работы, а теперь давайте обсудим, что нам делать с финскими депутатами сейма? Так дальше не может продолжаться. Как только они вернутся с каникул, надо их взять в работу. Они должны начать работать, иначе мы их уберем! Газета их трусит, речи их — патока, а не революционный призыв. Я имею выписку из суммы выдач западной секции. Финны содрали с нас почти 2 000 000 марок на работу, а что мы имеем? Три тысячи членов партии и ораву прихлебателей. Мопр тратит сотни тысяч на поддержание каких-то жен и детей удравших с постов революции эсдеков. Я прошу вас, товарищи, особенно бдительно следить за членами сейма. Их доклады центру — брехня. Что ни месяц, то суммы пособий на пропаганду растут. По их данным, революция вот-вот вспыхнет и белогвардейщине смерть. Какой вздор! Всю переписку секции и парткома надо пересмотреть. У них там все по-домашнему. По-финляндски, а не по-коммунистически. Компания братьев Рахья — это партия, а семейство Куусинен — секция. Я им, дармоедам, перо вставлю, — произнес Горский, отводя свой гнев на финнах-партийцах, вполне заслуживших эпитеты «паразитов» партии.
Еще несколько «грозных» предписаний — и товарищ Горский отбыл в автомобиле Бобрищева ревизовать делопроизводство лидера компартии, члена сейма М. в Пакинкюля.
XVI
Прибытие нового секретаря Залкинда, заменившего Коренца, ознаменовалось изрядным кутежом в одной из конспиративных квартир Бобрищева.
За прекрасно сервированным столом уселись сам «герой дня», член западной секции Исполкома Коминтерна, юркий, жгучий брюнет лет тридцати пяти, Залкинд, военатташе Бобрищев, Бергман, Муценек, заведующий бюро печати Рабинович, чекист-курьер берлинского полпредства Рыбников, секретарша Залкинда — миловидная Ирма Левис и я.