Записки Анания Жмуркина

Малашкин Сергей Иванович

Когда старик пришел к стаду, солнце уже было высоко над степью. То здесь, то там белели стада овец, как красные угли, рдели из голубой травы цветы мака. «Был у хана? И что он сказал тебе?» — встретив деда, спросил юноша. «Да, я был во дворе божественного, видел, как палач по его приказу вспарывал животы, рубил головы подданным, осмелившимся просить у него в жены дочь садовника. У средоточия мира не двор милостей, а живодерня. Я не вынес страдания людей и ушел», — проговорил старик.

Выслушав внимательно деда, юноша твердо сказал:

«Завтра, дедушка, непременно повидай хана, скажи ему то, что я просил тебя».

Рано на рассвете пастух отправился к хану. Божественный только что проснулся, возлежал на шелковых подушках, поглядывал в степь. Его жирное коричневое лицо лоснилось, как снег белела его чалма. Увидав старика, хан насупил брови: «Что тебе надо, старая

крыса?» Старик поклонился, почтительно сказал: «Средоточие мира, у меня, как ты знаешь, есть внук. Его глаза ослепли от красоты дочери садовника, и он послал меня сказать тебе об этом. Что ты, божественный, прикажешь ответить ему?» Хан громко рассмеялся. Чалма с его головы съехала, свалилась набок. «Аллах, уж не подавился ли хан моей просьбой? Вот было бы хорошо», — подумал пастух. Хан похлопал в ладоши. Прибежал слуга и поправил шелковые подушки, чалму на его голове. Когда слуга скрылся, божественный повелел старику: «Иди возьми внука и немедленно приведи его».

Пастух до того испугался, что едва вышел с ханского двора. Он испугался не за себя, а за внука. Солнце село, когда он вернулся к стаду. Сумерки легли на степь. Тишина звенела пеньем цикад. Пастух передал повеление хана внуку. Утром, как поднялось солнце, дед и внук были у двора божественного. «Войдем», — предложил внук. Они вошли. Поклонились. Средоточие мира позвал их к себе. Когда они кланялись, хан отвернулся и стал смотреть на большой, окованный серебром сундук. Дед и внук не хотели первыми начинать разговор, чтобы не разгневать хана. Хан перевел взгляд с сундука на старика, потом на юношу.

«Говоришь, дочь садовника ослепила своей красотой тебе глаза? — спросил строго божественный. — Я помогу тебе стать зрячим». Хан замолчал, сверля глазами юношу; он задумался и сказал: «Знаешь, что я решил взять дочь садовника к себе? Она рождена для меня, а не для вонючего пастушонка. Как ты, негодный, посмел пойти по другой дороге, чем твой дед и все твои предки? За твою дерзость я посажу тебя на кол. Будешь вертеться на нем столько времени, сколько пройдет солнце от одного края земли до другого».

Божественный вспомнил песню дочери садовника. Она песней призывала к себе не его, властителя мира, а вот этого оборванного пастушонка, но сильного и красивого. Хан опять задумался. «На кол сажать его не буду, — решил он, — а отправлю к мулле, чтобы тот хитростью заточил его в подземелье. Он молод и силен, так пусть он дни и ночи ищет в земле золото для моего сундука». Полузакрыв глаза, чтобы видеть пастухов, божественный сказал сладким голосом: «Хорошо, я согласен отдать тебе дочь садовника, если ты выполнишь мое повеление».

Юноша поклонился до земли.

«В нашей стране есть большой ученый, мулла, — возвысил голос божественный, — если принесешь мне знания от муллы, то я разрешу тебе жениться на дочери садовника».

Юноша согласился, он этого и хотел от хана. Дед и внук отправились домой. Старик совсем пал духом, так как знал, что все, кто ступал на эту дорогу, проваливались навечно в подземелье. Не минует эта участь и его внука. «Аллах, мой внук не женится на дочери садовника», — пробормотал печально старик и опустил голову. Дед и внук молча поели черствых лепешек и заснули. «Дедушка, — проснувшись, обратился юноша к деду, — отведи меня к мулле. Скажи ему, что я хочу учиться у него уму-разуму». — «Идем, — ответил неохотно старик, — я так и скажу, как ты говоришь, святому».

Идти было недалеко. Когда они подошли к богатым палаткам, мулла стоял у двери самой роскошной и чесал спину. Его сердитые глаза блестели. Пастухи почтительно приветствовали святого. Мулла бросил взгляд на юношу, спросил: «Ради чего пришел? По какому-нибудь делу или ради чего другого?» Юноша благоговейно смотрел на него — он прикинулся юродивым. Дед покосился на внука, покачал головой, сказал: «Святой мулла, не сердись на несмышленого: он молод и немного глуп. Я привел его к тебе, чтобы ты, святой, научил его мудрости». — «Я займусь с ним, — пообещал сухо мулла, — можешь уходить». Пастух поблагодарил муллу и ушел. Юноша стоял с наивно-глуповатым выражением на красивом лице и улыбался в глаза святого. «Он и вправду глуп, — решил про себя мулла, — его легче будет спровадить в шахту. Пусть он днем и ночью рубит породу и ищет в ней золото». Мимо кибитки муллы прошла дочь садовника. Она была так прекрасна, что затмила собой свет утра. Увидав ее, юноша вздрогнул. Мулла не заметил его волнения, — он тоже смотрел на девушку. Мулла послал юношу во двор, а сам направился в самую лучшую кибитку. Юноша ходил по двору, заглядывал в сад. Там тишина, тени деревьев и солнечные пятна на дорожках

и между деревьями, щебетали птицы, сквозь блестящую листву деревьев струился солнечный свет, работали, не разгибая спин, батраки. Юноша не заметил, как солнце село, и он без приглашения муллы вошел в кибитку: ему захотелось есть. Мулла пил чай и вытирал часто лохматым полотенцем лоснящееся лицо. Увидав юношу, он поставил пиалу с ярко-зеленым напитком, закричал: «Как без моего зова посмел войти сюда? Что тебе надо?» — «Святой мулла, мой дед привел меня не караулить твой двор, а научиться у тебя мудрости», — ответил почтительно юноша. «Хорошо, — пообещал сердито мулла, — я сегодня же займусь с тобою. Сейчас выйди вон и жди на дворе». Пастух удалился во двор и стал ждать там. Восток багровел. От него протянулись красные полосы света, легли на постройки, на темные деревья. Батраки все еще работали в саду. Мулла показался из кибитки. «Идем», — позвал он юношу и повернул к воротам. «Я никуда не пойду, — ответил почтительно юноша. — Святой мулла, я не гулять пришел, а набраться от тебя мудрости. Я не хочу быть глупым и походить на твоих батраков, которые день и ночь, как верблюды, трудятся в твоем саду и пухнут от голода. Я хочу быть мудрым и жирным, как ты. Святой отец, научи меня тому, чтобы я мог быть похожим на тебя».

Мулла позеленел. Он ни от одного батрака еще не слыхал таких речей. Святой окинул змеиным взглядом юношу. Под лохмотьями его чапана он увидел стройное и сильное тело.

«Средоточие мира, ты большой осел, — раздраженно сказал про себя мулла. — Ты должен бы сам отрубить этому разбойнику голову, а не посылать его ко мне».

Заря догорала. В небе зажигались звезды. Мулла, не сказав ничего пастуху, зашагал по дороге. Юноша осторожно, чтобы слуги не заметили его, перелез через забор и отправился за ним. Мулла пришел на пустырь, заросший сорными травами, остановился, лег на земле и стал произносить заклинания. Юноша притаился, не дышал в сорняке, недалеко от муллы, стал слушать. Земля задрожала, открылась яма, и мулла нырнул. Юноша подполз к ной, куда только что скрылся святой, и стал прислушиваться. Тьма. Ничего не видно. В дикой траве шуршат какие-то гады, сипят цикады. В эфире, как изумруды, переливаются звезды. Плещется фиалковая синева. Прошло много времени. Услыхав шум, он отскочил в кусты, притаился. Мулла вылез, отряхнул халат от пыли, сделал заклинание и свернул в другую сторону.

Святой шагал по дороге. Юноша поспешил на то место, где только что был мулла, сел и совершил заклинание. Земля задрожала, и открылась перед ним яма. Он спустился в нее и увидел человека. Тот сильно перепугался, встретив юношу.

«Один? Откуда? — спросил он испуганным и глухим голосом. — Сюда спускаются люди только с муллой и никогда не выходят обратно». Юноша смотрел на человека и дивился тому, как держится в нем душа. Перед ним стоял не человек, а тонкий длинный мешок с костями. Он узнал от человека все то, что ему было нужно. «Теперь иди, — сказал человек, — и ничего не бойся, раз знаешь тайну муллы. Мы тоже, узнав ее от тебя, выйдем все». Юноша вернулся во двор святого. У его усадьбы он опять встретился с дочерью садовника, прекрасной, как весеннее утро. Не останавливаясь, она спросила: «Где был?» — «Мой свет, ты даже и подумать не можешь, в каком месте я был», — ответил с нежностью юноша. Девушка сказала: «Ты отнял у муллы и хана искусство наслаждения жизнью. Если они узнают, что ты был в подземелье, они посадят тебя немедленно на кол. Я пойду и скажу твоему деду, чтобы он пришел к мулле и взял тебя домой». И дочь садовника дала ему красный цветок. «Храни его в сердце, всегда помни о нем, как о своей крови, а когда тебе будет грозить несчастье, обратись к нему за помощью». Юноша не успел ответить ей, как она скрылась. Он перелез через забор, лег под столетний дуб и, закрыв глаза, провел остаток ночи.

Утром пришел старик к мулле. «Святой отец, я не могу один справиться с ханским стадом, — сказал он, — и позволь мне забрать домой внука». Мулла ответил: «Бери его, он мне не нужен. У него в голове не мозги, а песок. Он никогда не научится мудрости». Дед и внук ушли. Мулла смотрел им вслед до тех пор, пока они не скрылись. Наступил вечер. Зажглись звезды. Защелкали соловьи. Мулла отправился на пустырь, чтобы взять дневную добычу золота. Увидев у шахты следы, мулла остолбенел от удивления: юноша украл у него и у хана искусство наслаждения жизнью. Он в гневе, не заходя домой, побежал в степь, чтобы там настигнуть юношу и убить его. Дед и внук находились у стада, ничего не подозревая. Увидав их, мулла залег в густую траву и пролежал до утра. Старик, опершись на палку, дремал. Внук пел песню, славя красоту дочери садовника.