Записки бандитского адвоката

Карышев Валерий Михайлович

Пока составляли протокол, проводили дознание задержанных, время шло быстро. Примерно в четыре утра все бойцы спецназа покинули следственный изолятор. Здесь нас ожидал сюрприз – у входа в тюрьму вдруг затормозил джип, из него выпрыгнули четверо дюжих ребят с квадратными челюстями и совершенно спокойно, ничего не боясь, подошли к контрольно-пропускному пункту и как ни в чем не бывало обратились к одному из нас:

– В чем проблемы, начальник?..

Когда их задержали, выяснилось, что боевики просто прибыли решить какие-то непонятки в СИЗО.

Интересно отметить, что уголовное дело было возбуждено по факту инцидента в Бутырке, потому что задержанные в СИЗО никакого криминала не совершили, хотя и участвовали в несанкционированном проникновении в него. То есть не было

ни штурма, ни публичного подкупа конвоиров. Поэтому задержанным и подложили предметы, «найденные» при обыске.

Сибиряка сразу же отправили в следственный изолятор «Матросская тишина», но затем перевели в Лефортово.

В это время в Лефортове сидели очень известные авторитеты Паша Цируль, Марик Мильготин. До этого Марик – а я защищал одного из его подельников, Леонида Сагамонова – никогда не слышал о Сибиряке, поэтому, когда тот прибыл в Лефортово, ему нужно было установить, что это за Сибиряк, кого знает, с кем работает, на чем авторитет сделал. Это очень сильно волновало обитателей Лефортова, потому что непонятен был статус Сибиряка: то ли он вор, то ли нет. В те дни в Лефортове было какое-то замешательство.

Уголовный мир тепло принял Сибиряка, и авторитет у него был велик.

Следствие по факту незаконного проникновения в Бутырку шло два года, и вел его Следственный комитет МВД РФ, находящийся в Лефортове. Планировалось осуществить образцово-показательный процесс над его участниками. Однако, несмотря на жесткие допросы и на различные формы нестандартной деятельности следователей, процесс в итоге провалился. Тверской суд Москвы вынес достаточно мягкий приговор. В итоге Авилов и Шаповалов за хранение оружия получили по два года условно, с испытательным сроком на три года; Леднев за хранение наркотиков отделался годом исправительных работ и сразу же был амнистирован. Возможно, конечно, суд и догадался, что оружие и наркотики были подброшены. Что касается администрации Бутырки, то дежурный помощник начальника Бутырки Заболоцкий за халатность был приговорен к году исправительных работ и сразу же амнистирован. Его заместитель Бондарский был оправдан, так как в ту ночь трудился на сборном отделении в СИЗО и не был обязан следить за действиями контролеров. Контролеры Савкин и Ерохин, признавшие свою вину, были приговорены к реальным срокам наказания: каждый получил по году лишения свободы. Но они отсидели этот срок, находясь под следствием, поэтому их сразу же освободили из-под стражи. Что касается Сибиряка, то его еще раньше Тверской суд освободил под подписку о невыезде. Он куда-то исчез, долго находился в федеральном розыске и, как говорят в криминальном мире, пропал. Может быть, его и убили.

Так закончилась история с «банкетом в Бутырке».

Наркотики

Не так давно в Бутырке произошел еще один сенсационный случай, на сей раз с участием адвоката и вора в законе. Общеизвестно, что многие воры в законе, особенно пиковые, то есть воры кавказского происхождения, употребляют наркотики. В следственном изоляторе стало известно, что у авторитетного вора Дато Ташкентского их как раз и обнаружили. Началась оперативная разработка, и вскоре выяснилось, что наркотики Ташкентский получает с воли через своего адвоката. В следственном кабинете была установлена аппаратура для видеонаблюдения. Видеокамера зафиксировала, как адвокат Андрей Чувилев действительно принес наркотики. В момент передачи их подследственному он был задержан. Было возбуждено уголовное дело, и Чувилев получил срок.

Однако известны и случаи, когда наркотики просто подбрасывают в кабинет к адвокату. В подобной ситуации оказался и я. После случая с Чувилевым я пришел в следственный изолятор навестить своих клиентов. Вызвал одного, другого, третьего, проработал. Очередь дошла до законника. Ожидая, когда его приведут, я вышел в коридор пообщаться со своими коллегами. Вдруг вижу двух человек в камуфляжной форме, с овчаркой. У меня сразу мелькнула мысль, что если они с собакой, значит, у кого-то, возможно, будут искать наркотики. А почему бы и не у меня?

Спускаюсь вниз, на второй этаж, пытаюсь

позвонить в консультацию и предупредить, что, возможно, меня попытаются задержать. После телефонного разговора поднимаюсь на второй этаж. И что вижу? У моего кабинета, где я должен принимать законника, вдруг появляются два человека, один из которых держит видеокамеру. Первая мысль: сейчас мне подбросят наркотики и заснимут их изъятие на видеокамеру. Я сразу бегу к дежурному и прошу объяснить, почему эти люди находятся возле моего кабинета. Дежурный начинает объяснять, что они якобы снимают учебный фильм. В это время к моему кабинету уже ведут законника, Дато Р. Я волнуюсь, говорю, что, пока эти люди не уйдут, я принимать клиента не буду. Все в замешательстве. Появляются дежурные, администрация изолятора, все мне что-то объясняют, но я стою на своем: пока люди с камерами не уйдут, законника принимать не буду. Но сам я думаю, что даже если они и уйдут, то могут появиться позже. Пытаюсь найти какого-нибудь знакомого адвоката, чтобы тот меня подстраховал. Но, как назло, никого из знакомых рядом нет.

Законника тем временем поместили в «стакан» [24] . Обычно подследственный ожидает там вызова к следователю или к адвокату. Я продолжал настаивать на своих правах. Вскоре оператор с камерой ушел. Ввели законника. Я объяснил ему ситуацию, он с моим предложением согласился. Я был выбит из колеи, не переставал думать об опасности. Мне уже начало казаться, что вот-вот в комнату ворвутся, что нас уже записывают и что глазок датчика противопожарной безопасности на самом деле является объективом видеокамеры. Время от времени подходил к двери, прислушивался, неожиданно открывал ее, но там никого не было. Наконец наше свидание закончилось. Естественно, я ничего не передал законнику, ничего от него не взял. Вышел в коридор, чтобы сдать его, и тут к нам подошли трое. Двое из них забрали моего подзащитного и провели в соседний кабинет, чтобы тут же обыскать его, а третий, с рацией в руках, направился вместе со мной к выходу.

24

Стакан – небольшая узкая кабина-бокс для одного заключенного (жарг.).

Сдав талончик и получив документы, я двинулся по коридору. Человек с рацией не отставал от меня. Я зашел в туалет, он остался ждать около дверей. Выхожу, он опять пристроился за мной. Покидаю здание Бутырки, но он и на улице не хочет со мной расставаться. На ступеньках его поджидает коллега в камуфляжной форме, тоже с рацией. Мой сопровождающий вдруг кивает и говорит:

– Чистый.

Второй понимающе кивает в ответ и пропускает меня. Я сажусь в машину и спокойно уезжаю.

Так что адвокатам время от времени приходится переживать и такие стрессовые ситуации.

Что же дальше?

За многие десятилетия в тюрьмах накопилось более чем достаточно серьезных, даже жизненно важных проблем. Одна из самых наболевших – это перенаселение СИЗО и тюрем. Например, в той же Бутырке в камере общей площадью 30 квадратных метров вместо 30 человек находится 100—120 заключенных. Трудно, но можно представить, в каких условиях они живут. В летнее время в камерах царит невыносимая духота. Только в последнее время заключенным разрешили приносить вентиляторы, но это мало помогает. Многие из заключенных болеют туберкулезом, венерическими заболеваниями, в том числе и СПИДом. В тюрьмах высокий процент смертности.

В Бутырской тюрьме большинство помещений находится в аварийном состоянии. Стены и потолки в широких трещинах, уже много лет не знала капитального ремонта вечно протекающая крыша, давно прогнили стропила и в любой момент могут рухнуть. Денег на ремонт у ГУИНа нет. Выделяемых государством средств хватает только на зарплату сотрудникам и питание подследственным. При нынешнем финансировании изоляторы в скором времени останутся без нормальной охраны. Контролеры из-за маленького жалованья вынуждены зачастую оказывать подследственным различные услуги за вознаграждение.