Записки беспогонника
Шрифт:
Вдруг, пронзительно шипя и свистя, пронеслось нечто невидимое и шмякнулось среди поля в трехстах метрах от нас. Земля вздрогнула, раздался взрыв. Оказывается, немцы со своих высоток время от времени посылали снаряды, стремясь обстрелять станцию Шацилки, но почему-то все попадали в поле.
Подойдя к строительству моста, мы увидели, как саперы-гвардейцы, одетые в новенькую форму, — все молодежь — под командой подтянутых офицеров, без особых усилий разгружали с подъезжающих американских машин лес, волокли и прилаживали бревна, весело стучали топорами.
Оглянулся
Мы остановились на берегу. Майор Харламов и Тимошков пошли кого-то искать и вскоре вернулись. Вместе с ними подошел пожилой, низенький полковник.
Полковник был командиром Отдельной, ордена Красной Звезды, ордена Отечественной войны 1-й степени, гвардейской Гомельской саперной бригады. Имя гвардии полковника Петрова неоднократно поминалось в приказах Верховного Командования, и к 1945-му году количество эпитетов, присвоенных его части, дошло до двадцати.
— М-м-да! — сказал он, оглядев наше воинство. И из его уст полился целый водопад отборных словечек, произносимых, правда, самым добродушным тоном. Таков был стиль полковника — на 75 % пересыпать свою речь красочными сравнениями и метафорами, которые я не решаюсь, однако, повторить.
Когда полковник кончил, подошли два капитана — командиры саперных рот. Один из них повел два наших взвода в одну сторону, а другой повел Виктора Эйранова и меня с нашими бойцами по строящемуся мосту на противоположную сторону реки.
Этот мост строился для движения по нему автомашин, подвод и пешеходов поверх упавших в воду ферм взорванного моста железнодорожного. Саперы устанавливали бревенчатые прогоны, по которым настилали одну к одной выломанные тут же под рельсами шпалы. На 200 метров моста шпал этих требовалось очень много, и нам как раз и поручили их выламывать и таскать.
Однако наши бойцы, утомленные, мокрые и голодные, таскали медленно и едва передвигали ноги. Саперные командиры несколько раз к нам подходили и делали мне полные презрения замечания. Майор Харламов тоже подходил ко мне и шипел на меня. А я и мой Харламов крыли бойцов, не разрешали им присаживаться на перекур. И все равно работа подвигалась крайне медленно.
Среди дня подъехало сразу несколько пар сытых трофейных немецких лошадок. Они остановились, переступая мохнатыми копытами, виляя толстыми, как у старых евреек, задами. Саперам привезли обед в немецких походных двухколесных кухнях. Начищенные до блеска медные котлы были вмонтированы над печами, топившимися короткими чурочками. Тут же на каждой подводе были приделаны разные мелкие удобные и остроумные приспособления — полочки, ящички, крючочки и т. д.
Повара в белых колпаках и халатах развинтили крышки котлов и открыли их. Поднялся пар божественного аромата. Саперы подходили повзводно, повара черпаками им наливали наваристый, с золотыми блестками, суп, а в крышку котелков клали кашу.
Наши бойцы уселись в сторонке, жуя черствый хлеб, а мы — командиры — стали грызть столь опостылевшее нам печенье.
Заметив хмурые лица наших бойцов,
Во время обеденного перерыва я пошел осматривать брошенный немцами передний край обороны, тянувшийся вдоль правого берега Березины. Опасаясь мин, я не стал подходить к нему близко и видел такой же, как и на правом нашем берегу, развороченный взрывами, изъеденный ходами сообщения склон; только спиралей Бруно и колючей проволоки немцы напутали больше, чем мы.
Когда-то тут рос густой лес. Огнем нашей артиллерии он был сметен, и только кое-где остались торчать расщепленные, измочаленные остовы стволов деревьев.
Отдельные наши бойцы не побоялись мин и потихоньку от меня отправились в этот лес каменноугольной эпохи и отыскали там несколько трупов наших бойцов. К вечеру кое-кто из нашей роты оделся в солдатские шинели и обул хорошие ботинки или сапоги.
Ночь мы переспали немногим лучше предыдущей, мерзли в землянках и у костров, разведенных на дне воронок, пили чай, который я закусывал все тем же печеньем.
На следующий день только мы было начали таскать шпалы, как на виллисах подъехали сразу несколько полковников и один генерал. Они прошли гурьбой по мосту, возбужденно и злобно, но тихими голосами переругиваясь между собой.
Через полчаса нам объявили, что работы на строительстве моста прекращены. Радостные, мы двинулись к своим землянкам в Какель, а саперы с песнями пошли в другую сторону. Впервые за эти дни нам удалось сварить в котлах суп, и впервые за эти дни я ел не печенье, а горячую пищу.
Несколько дней спустя мы узнали, что же произошло!
В Шацилки явилась железнодорожно-восстановительная бригада во главе с генералом восстанавливать мост. А вновь прибывшие увидели, что мост приспосабливают под автотранспорт. После ругани и споров саперы были вынуждены отступить и вскоре начали невдалеке строить новый большой деревянный мост. Немецкая воздушная разведка вскоре обнаружила восстановительные работы на железнодорожном мосту, налетели юнкерсы и сбросили несколько десятков бомб. Пять человек, в том числе один подполковник, были убиты.
Только два часа оставались мы безработными. Когда спор саперов с железнодорожниками кончился, вспомнили и о нас и направили за 3 километра к большому поселку — Якимовской Слободе, возле которой мы стали переправляться по льду через Березину.
У противоположного правого берега чернела полоса чистой воды, там катер таскал на буксире плот и переправлял людей.
Возле кромки было настлано несколько досок, но до них нам предстояло пройти метров сто прямо по льду. А лед был в трещинах, на нем темнели не то лужи, не то полыньи. Я пошел впереди, за мной гуськом следовала вся рота. Я нес большую картонку с медикаментами, какую из любезности взял у Инны Константиновны.