Записки беспогонника
Шрифт:
Оставались еще два старших прораба — Миша Толстов и недавно произведенный в капитаны Сергей Артемьевич Эйранов.
Миша Толстов был юноша без всякого воинского звания, который сам не понимал — почему у кого-то из начальства возникла идея доверить ему руководство тремя сотнями людей, и чувствовал себя калифом на час. Я понимал, что попасть к нему — значит попасть на производство на какой-нибудь месяц, но я все же думал с ним поговорить, как вдруг с Мишей произошла история, достаточно для него характерная.
Был он флегматичный, доверчивый и в производстве
Был у него завстоловой огромного роста молодой нахальный еврей по имени Моисей, фамилию забыл. И вот, к Мише пришли с жалобой бригадиры, что Моисей плохо их кормит и ворует продукты. Миша, не думая о последствиях, устроил в вещах Моисея обыск. Было обнаружено десятка два банок американских мясных консервов, сахар, мука, еще что-то.
Моисей вопил: «Не имеете права!» Его схватили, поволокли и, яростно сопротивляющегося, заперли в сарай. Миша назначил завстоловой кого-то из бригадиров, а все отобранные продукты отдал на кухню, не взяв себе ни грамма. В прорабстве наступило ликование, качество и количество еды сразу улучшилось и увеличилось вдвое, сразу поднялись цифры выполнения плана, и Миша неожиданно стал очень популярен среди масс.
Но тут в защиту запертого Моисея поднялись все его соплеменники, обвиняя Мишу в произволе и в антисемитизме. А среди соотечественников оказались люди влиятельные, в том числе бывший начальник Сталинградского эшелона, ожидавший нового высокого назначения, капитан Воробейчик, начальник отдела снабжения Гофунг, его заместитель Гуревич и т. д.
Скандал разгорелся такой, что сам майор Елисеев, бросив своих собутыльников, поехал разбираться. Миша остался старшим прорабом, а реабилитированный Моисей переехал в штаб УВСР на должность агента по снабжению.
Очевидно, был он жулик отъявленный, сколько-то времени спустя меня отправляли с ним и с десятью бойцами в командировку на 10 дней, я и он получили продукты на всю команду, и Моисей тут же мне предложил — конфеты не делить на всех, а взять только себе, и очень поразился, когда я решительно отказался так поступить.
Наверное, он был не только жулик, но и сластена. Как-то он получил на целый участок большое количество конфет. Каждая конфетка была трехслойной, по краям коричневая соевая, а середка состояла из розовой помадки. Так Моисей не поленился все конфетки расклеить, розовую помадку взять себе, а два соевых слоя вновь склеить. Его опять разоблачили, но ограничились выговором.
Уйти из штаба мне очень хотелось еще и потому, что мне снизили зарплату с 500 до 300 рублей, чем я был очень оскорблен. Дело в том, что по штатам второй единицы, кроме чертежника, при штабе не было, первую занимал законно Виктор Подозеров, а меня еще при Зеге в бухгалтерских ведомостях проводили как агента по снабжению, а теперь законным агентом стал Моисей. Так я из-за его жульничества остался между двух стульев.
Попросился я к старшему прорабу Эйранову, которого знал давно. Зная его требовательность
Так и пришлось мне корпеть в штабе с 300 рублями. Я деятельно искал заместителя или особого случая.
У Эйранова в то время техника не было. Сам он, как инженер-экономист, был больше кабинетным работником, а на производстве руководил его 17-летний сын Виктор, начавший войну после 9-го класса школы. Несмотря на свою молодость, он оказался толковым организатором, умел расставить бригады, потребовать с них работу, да еще успевал с иными поговорить и пошутить. Но техники ему явно не хватало, и он едва умел читать чертежи. Огневые сооружения получались у него корявые и плохо замаскированные.
Следовательно, квалифицированный техник-строитель Эйранову-отцу был нужен до зарезу, но я, как топограф, не очень-то к нему подходил. Мне самому надо было учиться строительному делу.
Продолжая работать при штабе, я не оставлял своего желания перейти именно к Эйранову. В течение нескольких дней я ходил по участкам, составлял исполнительные схемы БРО и в штаб не заглядывал. А потом как-то зашел, а следом за мной по лестнице поднялся хромая какой-то небольшого роста военный в телогрейке и прошел прямо в технический отдел.
Я было не обратил на него внимания и сел на свое место, а военный снял свою телогрейку и повесил ее на гвоздик. И тут я увидел в его петлицах две шпалы, а на груди орден Красной Звезды, что тогда в нашей части было в диковинку.
Я так и обомлел и написал Подозерову на клочке бумаги: «Кто такой?» Он мне ответил также письменно: «Это наш новый главный инженер майор Харламов».
Сперва майор показался мне очень молчаливым — каждое утро являлся вместе с нами, садился за стол, просматривал всю прежнюю документацию и помалкивал. Впоследствии он сам рассказывал, что в первый месяц ничего не решал, а только присматривался к людям и к работе.
И мы к нему присматривались. Прошло дня три, и я, воспользовавшись отсутствием Подозерова, откровенно рассказал ему о себе — и как числился агентом по снабжению, и как меня обидели с зарплатой, и как хочу уйти из штаба.
Майор Харламов выслушал меня внимательно, но ничего не ответил.
Прошло еще несколько времени, явился в штаб наш прораб Никифоров, вернувшийся из какой-то длительной командировки. Майор Харламов предложил ему ехать к Эйранову. Никифоров бурно запротестовал, заявляя, что с Эйрановым невозможно работать, что тот такой и сякой, Харламов уступил и послал его на новое прорабство к капитану Чернокожину. Только Никифоров ушел, я вскочил со своего места.