Записки брюзги, или Какими мы (не) будем
Шрифт:
Разговоры в пользу бедных (лужковская идея, что городскую землю распродавать нельзя) – это разговоры в пользу грязи, которой, кстати, в Москве немногим меньше, чем в Екатеринбурге. О да, можно сочувствовать жильцам, протестующим против уплотнительной застройки, бьющимся за площадки для выгула детей или собак, за право парковать машину бесплатно, но съездите-ка в Берлин. Там идеально чист застроенный до скуки, вымытый до тоски западный город – и ветер метет пыль в разлапистом, расхристанном, зияющем пустырями, заброшенными фабричными пространствами Восточном Берлине.
Грязь – это коммунальное бытие
И тут уж надо выбирать. Либо социальная справедливость и грязь – либо чистый подъезд, быстрый официант, сверкающие штиблеты.
Разговоры про социальную справедливость меня утомили. У меня вторую неделю машина грязна и немыта. Вряд ли в таком виде мы с ней понравимся екатеринбургским красавицам.
2005
Теперь они попались!
Движение «Паши» вывело в мае на улицу шестьдесят тысяч молодых людей в одинаковых майках. Демократическая общественность, как ей и положено, в шоке: ах, за деньга, ах, новый комсомол.
Барышню нежного возраста взяли на фильм ужасов – Фредди Крюгер барышню ужаснул.
Меня, признаться, тоже: после развала комсомола, еще никому – даже Никите Михалкову – не удавалось собрать такую прекрасную большую толпу. Потому что собрать прекрасную большую толпу лишь обещанием мелкой денежки, поездки в Москву или халявной маечки – невозможно. Там нужна идея: и организационная (говорят, лидер «Наших» Якеменко использовал структуру украинской «Поры»), и глобальная («нет – олигархам и западным колонизаторам России!»).
Обе идеи замечательно прокатили. Это не мелкой группкой книги Сорокина в сортир бросать.
То есть в России если не появился новый комсомол, то показано, что может появиться. Тут и спонсоры найдутся, и денег особых не надо. Я как-то ехал в Питер с активистами «Наших», слышал разговоры в тамбуре. Плохо одетые, прыщавые, выкормыши какого-нибудь панельного Купчино, – такие будут чужими и бизнесменам, и тусовщикам, и браткам (но среди провинциальных ментов много таких кривозубых мальчишек). Они говорили о принципах партийного устройства, об уставах, о старших товарищах, об обязанностях по привлечению новичков, о том, как на средства США в других странах делаются революции.
Я давно не слышал таких тихих, упорных, пробивающихся бледным подвальным ростком карьерных разговоров.
То есть да – комсомол. Резерв партии. Штурмовой отряд. Путинюгенд. И нас, демократов, теперь точно раздавяяяяяяя…
Не знаю, очевидно ли из вышеизложенного, но я очень не люблю демократическую общественность. Я глупости вообще не люблю.
Комсомол, вопреки ходульному мнению, никогда не был резервом власти. Во власть в СССР у резервиста путь был один: армия, производство, партком, райком, горком, обком, ЦК. По мере пути у человека появлялись зачес назад, предпенсионный возраст и фрикативное «г»: так они друг друга узнавали. А комсомол был презервативом, отстойником, ловушкой для тех молодых людей, которые пытались сделать карьеру ловким прыжком,
То же и теперь. Нынешняя власть прошла общий путь: приватизация, администрация, силовики, углеводороды, выборы. Они тоже друг друга определяют по взгляду. И если посадка Ходорковского – внутренний передел, то потребность в «Наших» – реакция на поколение, которое старый путь пройти не может (все приватизировано), но власть получить хочет. «Наши» – презик, каплеуловитель, капкан для ретивых. Василий Якеменко, в общем, тоже ведь для системы чужой – что для питерских юристов-чекистов, что для чубайсовских экономистов.
Если чиновный класс стал реагировать не только на внешние (от нацболов, от коммунистов, от демократов), но и внутренние (от молодых карьеристов) угрозы – значит, строительство нового СССР завершено. Это чиновничья система, где правит клан, вход в который жестко фильтруется, где умирают, но власть не отдают и где все направлено на поддержание стабильности, то есть застоя. Вы ведь хотели, чтобы в стране был «порядок»?
Очень клево будет посмотреть на распад и этого СССР.
Poor Путин.
2005
Без мужчин
В разгар белых ночей нелегкая журналистская судьба занесла меня на концерт Бориса Моисеева – хэдлайнера питерского мероприятия «Ночь музыки», когда народ, по замыслу организаторов, до зари подпевает-подплясывает на дюжине музыкальных площадок.
Со времени «Я уехал, я уехал в Петербург – а приехал, а приехал в Ленинград» Моисеев, намой вкус, является эталоном представления о российском духовном вообще и о питерском культурном в частности. Российский середняк любит ведь лишь прошлое, для него Петр и СССР едины, и если добавить про любовь, то получится мило, а если про связь поколений – то умно и правильно.
В общем, на концерт Белого Кролика (с лицом откормленного Энтони Хопкинса) я, правда, хотел взглянуть. Действительность же превзошла ожидания. Гигантское поле возле яхт-клуба было забито раскачивающейся толпой. Передо мной рыдала, переживая катарсис, дама в возрасте. Мужичонка из тех, что украдкой подбирают бутылки, орал: «Боря, ты гений!» Трио обнявшихся окраинных мальчуганов в бусиках тянулось на цыпочках: «Боря, мы тебя любим!» Несколько разнополых пар жестоко вальсировало. Моисеев, перекрикивая «плюсовую» фонограмму, проникновенным речитативом повторял: «Питер!», «Любовь!», «Девочки!», «Мальчики!», «Боря!», «Ручки!».
При слове «ручки!» поле отвечало воплем и лесом рук с зажигалками. Я видел подобное семь лет назад на концерте ДДТ под Выборгом и год назад на концерте Red Hot Chilly Peppers в Гайд-парке.
Я заболевал. Со мной такое было однажды после пазолиниевских «120 дней Содома» – там тоже происходило то, что не должно, не могло происходить.
– Почему его так любят? У него нет голоса. Он не умеет петь. Он пошляк, ведь пошлость – это вторичность, повтор, – сказал я жене (Моисеев причитал: «Расссия!.. Люблю вас!.. Пииитер!»).