Записки чекиста
Шрифт:
Мы понимали: не только обувь, одежда и продовольствие являются основой в борьбе за детей. Главное – человечное, тёплое отношение к обездоленным малышам, такое отношение, при котором вчерашние беспризорники, поверив чекистам, сами тянулись бы к ним, наконец-то почувствовали, что на свете есть настоящая, трудовая, а значит, и счастливая жизнь. Жизнь без страха перед завтрашним голодным и холодным днём, без леденящего ужаса перед неумолимой финкой беспощадного «пахана», без гнетущей мысли, что если сегодня не удастся украсть на базаре краюху
Трудно было на первых порах: ни опыта, ни навыков работы с ребятами, привыкли совсем к другому. Непривычное многолюдье царило в обычно тихих коридорах и комнатах чекистского особняка. Приходили учителя, представители городских предприятий, строители, чаще других – комсомольцы. Яков Фёдорович, радостно поблёскивая глазами, успевал чуть ли не одновременно выслушивать сотни предложений и давать десятки советов. Он гонял нас – «давай быстрей!» – то туда, где заканчивался ремонт будущего детского дома, то на склад принять бельё, которое собрали горожане для сирот, то в соседнее село привезти в город собранную крестьянами муку. И мы бегали, а на душе у суровых чекистов было светло, как бывает в большой и радостный праздник.
А о буднях нашей работы по-прежнему знали немногие. Будни – это атака на «чёрный рынок», на спекулянтов, у которых нашлось и наворованное полотно для пошивки постельного белья, и украденная у государства обувь. Костюмных материалов изъяли столько, что хватило пошить рубашки и брюки на добрую сотню ребят. Хуже было с продуктами: где взять хлеба, крупы, мяса? Не рассчитывать же и впредь только на добровольную помощь бедняков окрестных деревень. Не могли идти в счёт и мелкие перекупщики, торговавшие на городском рынке: не ради наживы торгуют, самим бы только прокормиться…
Опять выручила удачная операция на станции Грязи, где с недавних пор начало оживать преступное болото тёмных проходимцев. Прежних не было, пересажали, на смену им слетелись новые.
Тщательно подготовив операцию, мы однажды захватили на станции целую шайку грабителей, готовивших к отправке два вагона наворованного на городских складах добра. Захватили на месте преступления, с поличным, да так, что изъятые у них продукты едва поместились на двух десятках подвод вызванного из города конного обоза.
С тех пор – как гора с плеч: липецкие детские дома были надолго обеспечены мясом, хлебом, сахаром и даже маслом!
Хлеб пекли для ребят бесплатно в неурочное время городские пекари. Бельё детишкам шили домашние хозяйки, жены рабочих и служащих. После уроков в городских школах добровольцы-учителя шли заниматься со своими подопечными детдомовцами. В театре и заводских клубах по субботам проводились платные вечера и концерты, сбор с которых поступал в пользу недавних беспризорников – теперешних воспитанников горожан. А по воскресеньям комсомольцы проводили по всему городу «кружечные» сборы, чтобы купить ребятам на собранные деньги то, чего они, не испытавшие радостей детства, ещё и в глаза
Так, благодаря горячему сердцу первого в стране чекиста было положено начало государственной важности делу – возвращению беспризорникам растоптанного суровыми годами детства.
Благородное это дело с ещё большим размахом и успехом продолжали вести впоследствии органы ОГПУ. Трудовые колонии, созданные чекистами-дзержинцами, дали путёвки в жизнь многим тысячам обездоленных сирот. Но об этом все равно не расскажешь лучше, чем рассказал в своих произведениях величайший советский человеколюб Антон Семёнович Макаренко.
ЧЕКИСТСКИЕ БУДНИ
Нам сообщили, что из городской тюрьмы сбежал опасный грабитель, и просили оказать помощь в его розыске. Человек этот уклонился от службы в Красной Армии, перешёл на нелегальное положение и, связавшись с такими, как сам, занялся разбоем и крупными кражами. Улизнув из тюрьмы незадолго до суда, преступник, скорее всего, решил где-то отсидеться, а потом или заняться прежним промыслом, или, как пытались делать другие, потихоньку уехать куда-нибудь подальше.
Но пока, сразу после побега, он не мог рисковать, а значит, отсиживался где-то в городе.
Где и у кого?
Семья грабителя жила здесь же, в пригородной слободе. Не дома ли он? А если не дома, так не пришлёт ли к жене кого-либо из своих сообщников за зимней одеждой? Ушёл он из тюрьмы только в полотняной косоворотке и летних брюках.
Все сотрудники ЧК в это время были заняты выполнением других заданий.
Розыск преступника поручили мне. На квартиру к беглецу пришлось отправиться ранним утром только с одним из наших постоянных помощников – городским милиционером. Путь до слободы был не близкий, через весь город. Запрягли лошадёнку, единственный транспорт ЧК, и поехали – не пешком же шагать…
Наконец добрались. Вот и небольшой домишко на пустыре, по окна вросший в землю. Даже обычного сарая-дровяника рядом нет. Что ж, тем лучше. Значит, и обыск много времени не займёт.
Вместе с соседями-понятыми вошли через узкие сени в приземистую темноватую комнату. Милиционер, как всегда, замыкал шествие и сразу уселся на табуретку возле двери, чтобы охранять выход. Молодая женщина, хозяйка, встретила неожиданных посетителей с таким невозмутимым спокойствием, что закралось сомнение: не зря ли мы пришли?
Решив не сразу предъявлять ордер, чтобы не волновать хозяйку, если она ничего не знает о побеге мужа, я спросил:
– Нельзя ли повидать вашего супруга?
– Можно. – Женщина спокойно улыбнулась. – Только его нету дома: в тюрьме сидит. Туда и идите.
– В тюрьме? А разве вчера не приходил?
– Ни вчера, ни сегодня. Какой дурак его до суда на волю отпустит?
– В таком случае я должен произвести у вас обыск. Вот, пожалуйста, ордер.
Хозяйка даже не взглянула в мою сторону, безразлично и равнодушно пожала плечами.