Записки чекиста
Шрифт:
Степан Самарин посмеивался:
– Дурак этот Афонька, при всей его смелости и наглости чистый дурак. Да мне же каждый его шаг в Двуречках известен. Там, видно, и брать придётся: спокоен, не ждёт нас. А мы возьмём…
Взяла оперативная чекистская группа Афанасия Сахарова поздней ночью, в доме знакомой бандиту самогонщицы. У неё он, гуляя напропалую, частенько пропивал добычу. Пришлось подождать, пока нагуляется, напьётся, а потом Самарин со своими помощниками связали его и вывезли из села. Пришёл в себя бандит только на следующее утро, в камере предварительного заключения, и долго не мог понять, какими судьбами в ней очутился.
Начал
– Твоя работа? – угрюмо спросил он.
Самарин кивнул:
– Моя.
– А выдал меня кто?
– Люди.
– Не скажешь?
– Нет.
– Сам найду, – бандит скрипнул зубами. – Ни одному башки не сносить!
– Попробуй.
На том разговор и кончился. Следствие продолжалось, и все новые преступления Сахарова выплывали наружу. Он вёл себя спокойно, без запирательств отвечал на вопросы следователя, и складывалось впечатление, что отпетый бандит поневоле смирился со своей участью.
Под камеру предварительного заключения был приспособлен склад-лабаз, находившийся под одной крышей с домом бывшего купца Терпугова, в котором теперь размещалась Чрезвычайная Комиссия.
Было воскресенье. На свидание с арестованными пришли родственники с узелками в руках.
Принимали передачи дежурные надзиратели.
Один из них впопыхах, а может быть от невнимательности, принял для Сахарова продукты, почему-то завёрнутые в пушистый женский полушалок. Принял и передал. Не подумал для чего мужчине понадобился женский платок.
А Сахаров, как позднее выяснилось, его-то и ждал. И когда на следующий день в комнату, отведённую для приёма передач, полно набилось женщин, пришедших на свидание с арестованными мужьями, в дверь камеры начали колотить кулаками:
– Открой! Надо парашу вынести, до краёв полна.
Что ж, так всегда бывало: заключённые выносят параши из камеры в комнату приёма передач, а оттуда красноармейцы охраны – во двор. Вынесли её Сахаров ещё с одним арестованным. Дежурному надзирателю было не до них – со всех сторон наседали посетительницы со своими просьбами и уговорами. И он не заметил, вернулись ли в камеру оба заключённые, захлопнул дверь и задвинул засов. Будь надзиратель чуточку повнимательнее, он непременно удивился бы, увидев, что в комнате стало на одну женщину больше. Высокая, в полушубке, с широким лицом, по самые глаза закутанным в полушалок, она пробиралась сквозь толпу к выходной двери.
Ещё минута, всего несколько шагов, и дверь за ней закроется.
Но часовой-красноармеец возле выхода был бдительнее. Он сразу заметил высокую особу, которая неизвестно откуда появилась у дверей. И когда та поравнялась с ним, боец неожиданно рванул полушалок с её головы. Женщина вскинула голову, и часовой невольно отпрянул, увидев злое лицо с успевшими отрасти усами: Сахаров!
Бандита тут же сфотографировали в женском обличье, для приобщения фотографии к следственному делу, и водворили назад в камеру. Он и на этот раз не стал отпираться перед следователем, признался, что давно задумал бежать. Для этого и переправил на волю с одним из освобождённых записку родственникам – попросил прислать ему женский платок или полушалок.
– Того недотёпу-надзирателя я приметил раньше, – пояснил Афанасий. – Другой полушалок ни за что бы не пропустил в камеру. Пришлось подметить, в какие дни он дежурит.
Он даже посмеивался, этот негодяй, предвкушая, какая суровая кара ожидает невнимательного надзирателя. А следователю сказал, сокрушённо покачав головой:
– Спета моя песенка, отгулял на этом свете. Одного остаётся ждать: скорей бы конец…
И конец наступил. Суд приговорил закоренелого, неисправимого, социально опасного бандита, главаря преступной шайки Афанасия Сахарова к высшей мере наказания – расстрелу. Приговор этот, как ни странно, он встретил не только спокойно, а словно бы с удовлетворением: пожил, погулял в своё удовольствие, пора и честь знать.
О возможности побега давно уже никто не думал. Какой может быть побег, если осталось вывезти преступника за город и привести приговор в исполнение? Не думал о побеге и комендант ЧК Сергей Артамонов, когда тёмной осенней ночью снаряжал бандита в последний путь. Всю дорогу грабитель молчал. Только когда добрались до места, Сахаров попросил:
– Будь человеком, развяжи руки: хочу перед смертью помолиться, у бога прощения попросить.
Вот тут-то и произошла непоправимая ошибка. Покорное, обречённое спокойствие бандита усыпило бдительность Артамонова, да и слишком он понадеялся на вооружённый револьверами конвой, на свою недюжинную физическую силу. Понадеялся и приказал красноармейцам развязать Сахарову руки.
Тот и теперь продолжал вести себя спокойно. Шагнул раз, другой и спросил:
– Куда становиться-то?
– Подальше чуток, на край ямы, – отозвался комендант.
– Сюда, что ли?
– Ага…
И сразу за этим «ага» – суматошная, всполошённая пальба из револьверов. Сахаров, перепрыгнув через яму, метнулся в одну сторону, в другую и, пригибаясь к земле, помчался к недалёкому лесу, исчез, растворился в ночной темноте…
Искали до самого утра. Весь лес излазили, прочесали глубокий овраг за ним, прощупали чуть ли не каждый куст – не нашли. Вернулись в ЧК ни с чем, чтобы держать ответ за ошибку, равноценную преступлению.
И первому этот ответ пришлось держать доверчивому, слишком самоуверенному Сергею Артамонову.
Бандит вскоре дал о себе знать: опять начались грабежи и убийства, ещё более зверские, чем раньше. Опять всполошилась вся округа. Действовал он теперь осмотрительнее, осторожнее. Ещё беспощаднее расправлялся с советскими активистами и представителями власти, которые попадали к нему в руки. Особенно жестоко расправился Афанасий Сахаров с захваченным однажды милиционером. Пытал его, издевался и, только насытившись зрелищем мучений, пристрелил жертву.
Огромных трудов, мобилизации всех сил стоила чекистам долгая и изнурительная охота за этим двуногим зверем. Ловили его сообщников, а сам он опять уходил от нас. Лишь через довольно значительный промежуток времени карающая рука закона настигла и уничтожила бандитского главаря.
ДАЛЁКИЙ ПРИЦЕЛ
Вынужденный переход к новой экономической политике, начавшийся в 1921 году, временно предоставил возможности для развития частного предпринимательства и торговли. Используя эти возможности, мелкая буржуазия начала открывать небольшие фабрики и кустарные мастерские, обзаводиться магазинами, ресторанами, коммерческими конторами и предприятиями. Появились так называемые нэпманы, а одновременно с ними ожили и зашевелились притихшие было спекулянты, тёмные махинаторы, валютчики и прочий преступный мир.