Записки чекиста
Шрифт:
Неожиданно в глаза бросился небольшой клин поля, сплошь заросший сорняками, да так, что среди них лишь кое-где торчали одиночные пшеничные колоски.
– Что это? – удивился я, невольно останавливая дрожки.
Николай Георгиевич усмехнулся:
– Показательный участок.
– Показательный?
– Ага… Для наших рабочих, да и для крестьян из окрестных колхозов. Показывает, как нельзя относиться к уходу за посевами, а для некоторых «шибко грамотных» вроде памятником их глупости служит.
– Не пойму, о чем ты. Объясни, пожалуйста, толком.
– А
– Что же ты ему не объяснил?
– А зачем? Сам не маленький, да ещё и в начальстве ходит. И в совхозе у нас не первый день, пора бы научиться, что к чему.
– Для чего же ты этот клинок сорняков оставил?
– Для того и оставил – для науки: начнём уборку, я этого «специалиста» сам сюда приведу. Может, стыдно станет, так хоть теперь учиться начнёт.
Забегая вперёд, скажу, что пустоватому, болтливому и недалёкому Леве Цитлионку не суждено было надолго задержаться в нашем совхозе.
Конечно, всем, кто ехал из города в деревню, вначале было нелегко. Не недели, а месяцы напряжённейшей учёбы, самообразования понадобилось мне, чтобы почувствовать себя увереннее, увидеть, что люди мне доверяют и считают своим. Для этого допоздна просиживал за учебниками и пособиями, не боясь показаться смешным неумекой, осаждал сотнями вопросов знающего человека и первоклассного полевода Василия Алексеевича Скляднева, свёл дружбу с зоотехниками. Совхоз наш был специализированный, свиноводческий, и кто, как не они, могли научить новичка не только есть свиные отбивные, но и оказать помощь в быстрейшем овладении им основами науки выращивания свиней. Через некоторое время я стал разбираться в полеводстве, по шуму, доносящемуся из свинарника, понимать, что там в эту минуту происходит.
Настоящим же моим коньком стала сельскохозяйственная техника. В первую очередь автомобили и тракторы – я приехал в совхоз с правами шофёра-любителя в кармане. Не откладывая, попросил дирекцию по всем правилам, без скидок и послаблений, принять у меня экзамен на минимум званий, полагающийся трактористу. После этого на законных, так сказать, основаниях нередко подменял совхозных механизаторов во время обеденных перерывов на весенней вспашке и уборке хлебов. Постепенно я стал своим человеком среди механизаторов. Это позволило нам проникнуться взаимным уважением. А там, где царит такое уважение, возникает настоящее доверие между людьми.
Окончательно почувствовал я себя в совхозе на своём месте в тот день, когда к нам прибыли по железной дороге три автомастерские. Надо было перегнать их со станции
Вести её должен был один из слесарей.
– Не поеду, – вдруг заявил он. – Расплавятся подшипники, потом отвечать придётся.
– Что ж, давай попробую. Пусти-ка в кабину, – предложил я.
Слесарь сразу согласился, с радостью уступил место:
– Мне-то что? Пробуйте…
Сел я за руль, не зная ещё, – получится или нет. Хоть и очень боялся осрамиться, но изо всех сил старался скрыть волнение. Подождал, чтобы вода немного остыла, включил мотор и прежде всего хорошенько отрегулировал опережение. Не кипит? Нет.
Подмигнул слесарю:
– Давай в кабину. Поехали!
И включив скорость, начал догонять ушедшие вперёд машины. Так, все вместе, и въехали на совхозный двор, загнали автомастерские в гараж.
Все в порядке!
Конечно, приходилось заниматься не только агитацией и работой с механизаторами. Основным и главным оставалась борьба с кулачеством, сумевшим пробраться в наш совхоз. Ускользнув от высылки во время раскулачивания, многие из них подались в города, постарались пристроиться в дальних от их родных мест совхозах, где не хватало рабочих рук. Некоторые не скрывали своё кулацкое прошлое, сами рассказывали работникам политотдела о нем, просили и часто получали разрешение остаться на работе в совхозе с тем, чтобы честным трудом заслужить право на возвращение в родные места.
Хуже было с замаскировавшимися, с продолжавшими ненавидеть Советскую власть и пытавшимися исподтишка вредить и пакостить ей, где только можно. То вдруг обнаруживается пропажа кормов, и свиней приходится переводить на сокращённый рацион откорма. То свиноматка, избитая каким-то мерзавцем, приносит мертворождённых поросят. То под покровом ночи в поле вспыхивают скирды необмолоченного хлеба. То в моторе или в подшипниках трактора оказывается неизвестно откуда взявшийся песок…
Мы с начальником политотдела Фомой Георгиевичем Перекальским не знали ни дня покоя, старались мобилизовать на борьбу с враждебными элементами весь коллектив совхоза.
Правда, общий язык с Перекальским мы нашли не сразу. Поначалу он показался несколько замкнутым и чрезмерно суровым.
В совхоз Фома Георгиевич приехал из Орла, где работал начальником окружного земельного отдела, и сельскохозяйственное производство знал отлично. Был он членом партии с 1918 года, участвовал в гражданской войне, защищал от белогвардейцев Царицын.
Перекальский, как говаривали в старину, был выходцем из народных низов. Сын бедняка-крестьянина бывшего Моршанского уезда Тамбовской губернии, он с раннего детства познал нелёгкую цену политого потом куска хлеба. Единственную лошадёнку, опору в хозяйстве, и ту забрали бандиты…