Записки диверсанта (Книга 1)
Шрифт:
– - Деревню-то, Пергу-то, немец сжег, но можно у людей в лесу заночевать, -- сказали нам.
– - Эй, Дани-лыч! Слышь? Поди-ка!
Приблизился немолодой, в потертом кожушке и овчинной шапке конусом колхозник, помигал красными от дыма веками:
– - Проводить-то? Могу.
Он привел в просторную землянку, где жил председатель колхоза и размещалось колхозное правление: у стен топчаны с пестрыми одеялами, в углу жестяная печка, на широком столе большая лампа из
обрезанной снарядной гильзы, конторские счеты, вокруг стола лавки.
Председатель, выслушав доклад
В землянку набивался народ. Пристраивались на лавках, топчанах, у порога. И как убрали со стола --пошли расспросы: далеко ли Красная Армия, когда она сюда, чего союзники так долго телились, да и нынче не больно торопятся, ай хотят на чужом горбу в рай въехать?
Обида людей была понятна. Сами они не выжидали, когда будет сподручнее начать, а как пришел фашист, так и стали против. Сначала и винтовок всего несколько было, какие подобрать удалось. А потом пошло пошло! Отряд "Бати"[21] поблизости объявился, Сидор Артемьевич Ковпак пришел, "Буйный"[22] страху на фрицев нагнал. Молодежь, окруженцы, мужики, какие покрепче, сразу к партизанам подались, обучились минному делу, стали вражьи эшелоны под откос пускать, а деды, хлопцы и бабенки побойчее -те свой, пергинский отряд организовали. Поначалу для обороны, а как переняли у партизан науку, начали и сами на "железку" захаживать, три фашистских состава на свой счет записали.
Люди говорили об этом не кичась, просто чтоб показать, что даже не прошедшие армейской подготовки селяне и те могут воевать с врагом не без успеха, стало быть, английским и американским войскам сам бог велел!
Мы с Кравчуком лучше пергинцев знали, каким в действительности был вклад полещуков в борьбу с оккупантами. Еще весной попал в руки наших разведчиков документ, свидетельствующий о беспокойстве врага за ту самую железную дорогу Олевск -- Коро21 Речь идет об отряде Г. М. Линькова.
22 Буйный -- партизанский псевдоним A. M. Грабчака.
стень, где действовали и пергинцы. Фашистское командование доносило по инстанции, что здешние партизаны хорошо вооружены, совершенно затерро-ризировали немецкую администрацию, уже в пяти-семи километрах от железной дороги появляться опасно, а взрывы мин продолжаются. И это было написано до летних ударов! Теперь же оккупанты даже на версту от железной дороги не рисковали отходить, засели на станциях, как в крепостях, окружив каждую деревню земляными валами, десятками огневых точек, усилив оборону артиллерией и пропуская составы крайне редко...
Колхозники жили в землянках. Вместо дверей -- маты из прутьев и соломы, окна -- махонькие прорубы, заделанные кусками стекла, бычьими пузырями, бутылками. Скот стоял в утепленных лапником и снегом жердевых загонах, рядом с загонами высились стога сена. Тянуло запахом навоза, сухой травы, животных.
Возле каких-то щитов председатель остановился:
– - А это стенды. Завтра с утра газеты
И провел рукой по доскам:
– - Может, скоро уж и радио слушать будем, как до войны. Коли мост-то для своих'строим... Особенно бабы радуются. У каждой ведь там либо муж, либо сынок. Чем скорей кончится, тем надежды больше, что возвернутся...
Когда проснулись, в жестяной печке гудел огонь, опахивало теплом. Попив чаю, простились с председателем и его женой, с оказавшимся поблизости от землянки колхозником, вернулись к Уборти. Работа шла своим ходом, клали настил. А нас ожидал стройный, в длинной шинели офицер -- заместитель Верши-горы по диверсиям инженер-майор Сергей Владимирович Кальницкий. Он был предупрежден радиограммой.
– - Решил встретить на полдороге, чтобы время не тратили, -- сказал Кальницкий, -- Участок для испытаний подобрали между Олевским и Белокоровичами, отсюда поближе будет.
– - А диверсионная группа?
– - В Замысловичах ждут.
Мы оставались у моста, пока партизаны не забили в настил последний гвоздь и не замаскировали сооружение. Убедившись, что теперь мост невозможно будет обнаружить даже с низко летящего самолета, я дал знак Володину: заводи!
**
Дорога от Уборти до Юрлова, где предстояло свернуть на проселок, шла местами летних боев. По обочинам валялись помятые, разбитые или сгоревшие вражеские грузовики и легковые машины. На капотах и на бортах "круппов", "спелей" и "даймлер-бенцев" чернели еще не смытые дождями партизанские эпитафии: "Партизанская мина угробила сукина сына! ", "Подарунок от диверсанта Ковпака поломав гитлеровцам бока! " и другие, невоспроизводимые, но хлесткие.
Добравшись до Замысловичей, попали на ужин.
– - Не опоздаем с хлебосольством вашим?
– - спросил я Кальницкого.
– - Ничего, время не позднее, а лошадки сытые, домчат живо!
Учебно-боевая, диверсия. Испытания новой МЗД
Перед выездом я сам установил в минах замедленного действия улучшенные электромеханические взрыватели, предупредил минеров, которым предстояло работать на железной дороге, что эксперимент крайне важен, нужна осторожность. В путь двинулись на двух парных конях и кошевке. Кальницкий не ошибся: лошадки бежали дружно, и близко к двадцати двум часам доставили на опушку старого леса. До железной дороги оставалось всего ничего -- километра полтора, противник сам обозначал ее, пуская осветительные и сигнальные ракеты. Далеко слева глухо, отрывисто простучал пулемет.
Мы с Кальницким и двумя разведчиками остались на опушке, а партизаны, разбившись на две группы, двинулись в поле. Вскоре их маскхалаты слились со снегом и темнотой. Одна группа должна была отвлечь
внимание врага, другая -- установить мины замедленного действия.
Прошло минут двадцать. Внезапно на железной дороге, прямо перед нами, ракеты стали взлетать одна за другой, раздался лай собак, тут же заглушенный пулеметным грохотом.
Я взглянул на Кальницкого. Инженер-майор оставался спокоен. Да и партизаны врагу не отвечали. А ракеты взлетали уже и справа, и слева, и пулеметы гремели на километр в обе стороны.