Записки Джека-Потрошителя
Шрифт:
— Мне жаль, что ты не понимаешь! Это ее одежда? — Барнетт находит в углу комнаты тряпье.
— Да, это одежда Джулии.
Мэри Келли видит, что он не шутит. До сих пор ей казалось, что Барнетт при всех своих достоинствах — человек слабохарактерный. Кто другой смог бы терпеть ее выходки столько времени? Но даже он, в конце концов, не выдержал.
Она не может сказать, что любит Барнетта, но он для нее — самый близкий человек в Лондоне. Мэри любит рассказывать знакомым о своей большой семье, оставшейся в Ирландии. Иногда она получает письма от матери. Однако Ирландия слишком далеко…
— Если
Ей хочется, чтобы он взял на себя часть вины за происходящее. Барнетт брать на себя вину не хочет.
— Что с окном? — спрашивает он.
Окошко рядом с дверью разбито, и отверстие заткнуто какой-то тряпкой.
— Я потеряла ключ! — поясняет Мэри. — Тебя не было вчера, а я не знала, как открыть дверь.
— Ты была пьяна, — он осуждающе качает головой. — У тебя находятся деньги на выпивку, но ты не платишь за комнату! Я говорил с Маккарти, и он сказал, что ты задолжала. Он не вышвыривает тебя только потому, что уверен: ты принесешь ему деньги. Я думаю, ты ему нравишься. Можешь переспать с ним, он тебя еще ненадолго оставит! Это же единственный способ, которым ты можешь заработать!
Мэри Келли смотрит на него угрюмо. Да, конечно, он прав, она не собирается торговать на улицах, работать на фабрике или убираться в чужих домах. Такая работа не принесет ни денег, ни радости и состарит тебя быстрее любой другой. Мэри Келли хочет жить в свое удовольствие, чего бы это ни стоило.
— Думаешь, безопасно подставляться под первого встречного? Ты можешь нарваться на этого маньяка!
— На Потрошителя? — Она пожимает плечами. Мэри знает, что рискует, но она привыкла рисковать.
Работа на улицах не молодит женщину, но женщина приятно проводит время, а потом отсыпается. Если понадобится, то она переспит и с Джоном Маккарти. В конце концов, одним мужчиной больше, одним меньше — какая разница, а человек, живущий на Дорсет-стрит, не может быть щепетильным.
— Не то место… — заканчивает вслух Мэри Келли.
— Что? — Барнетт непонимающе смотрит на нее.
— Все в порядке, Джозеф. С твоей Мэри все будет хорошо! Позаботься лучше о себе. Где ты собираешься остановиться?
— В пансионе Беллера на Нью-стрит. Если что-то понадобится, найдешь меня там.
— Я не хочу, чтобы ты уходил! — говорит она.
— Послушай, Мэри, я ведь сказал тебе, что уйду, если ты продолжишь отношения с этой женщиной!
— Не знаю, что ты себе вообразил! — Мэри Келли страстно желает примирения, но сейчас, когда он ведет себя так жестко, в ней просыпается бес противоречия.
Тот самый бес, который не позволил ей ужиться ни с кем из ее прежних мужчин.
— Я просто приютила бедную девочку!
— «Девочка» немногим младше тебя, — со смешком замечает на это Барнетт, которого покоробила нежность, с которой были произнесены эти слова.
— Не придирайся! — Мэри злится.
— Я не придираюсь, я просто ухожу! — Джозеф Барнетт перекидывает через руку свое старое пальто, за которым, собственно говоря, и пришел, а потом выкладывает на стол хлеб. — Вот, это тебе.
Дверь за Джозефом закрывается. Мэри по-прежнему сидит на кровати, обхватив колени руками. На ее лице мрачное выражение. Ей кажется, что
Они случайно познакомились ночью на Коммершл-стрит восьмого апреля прошлого года. Джозеф угостил ее выпивкой и договорился о встрече на другой день. Он мог стать еще одним случайным клиентом, но вышло иначе. Спустя несколько дней они уже жили вместе, и это продолжалось полтора года. И вот тридцатого октября после ряда размолвок и ссор Барнетт все же решается оставить ее.
Что ж, если они не помирятся, Мэри будет нетрудно найти мужчину. Она все еще хороша собой, у нее все зубы на месте и лицо свежее, как маргаритка. Она могла бы украсить своим присутствием любой дом. Всякий, кто ее знает, скажет, что, когда Мэри Келли трезва — более мирного и кроткого существа не сыскать во всем Лондоне!
У Мэри Келли и до Барнетта бывали постоянные кавалеры. Ее молодость и красота были залогом успеха, и в те времена ей не нужно было бродить по улицам мужчины охотно брали ее на содержание. Один из них — штукатур Флеминг, тезка Барнетта, был готов даже жениться, но Мэри не прельщал ни сам штукатур, ни жизнь домохозяйки. Тем не менее и с ним она время от времени встречалась — так, чтобы Барнетт не узнал. Флеминг помогал ей деньгами — человек добрый и слабый, он тоже любил ее, и это льстило Мэри Келли.
Сама Мэри не любила, пожалуй, никого. Ей нравилось мужское общество, но она никогда ни к кому не испытывала того чувства, что называют любовью. Она питала симпатию, даже нежность — к Барнетту, но только не любовь. И Джозеф Барнетт понял это уже давно.
Она не уверена, что ребенок от него, но он в любом случае будет против аборта, а Мэри Келли со своей стороны никому не позволит превратить свою жизнь в ад. Даже Джозефу Барнетту, славному милому Джо.
В ее комнате нет распятия, стены украшает одна-единственная картинка — плохо отпечатанная репродукция «Жены рыбака» Ван Гога. Мэри Джейн Келли — ирландская католичка — редко бывает в церкви. Она пойдет туда потом, когда все закончится. Если все пройдет хорошо. И Господь ее простит, она верит в это. Так ведь всегда бывает! И, в конце концов, так будет лучше для всех — к чему плодить грешников, как говаривал иногда ее отец, который сам весьма преуспел в этом деле. Мэри Келли чувствует себя грешницей, но она слишком молода, слишком хороша собой, чтобы заводить детей. Беременность изуродует ее тело, а сколько потом времени она будет вынужденно привязана к орущему комку плоти? Она-то знает, как это бывает.
Ее ребенок не будет жить в красивом доме. Все, что она сможет дать ему, — это улица, где он с равным успехом может стать либо честным тружеником, либо вором. И в том, и в другом случае доставаться ему будут крохи, и жизнь его будет жалка и убога. Ни к чему это, ни к чему! Ее охватывает тоскливое предчувствие. Впервые чьей-то жизни предстоит прерваться по ее вине.
Ей кажется, что дело именно в этом. Какое-то время она шмыгает носом, но заплакать не получается. У нее слишком много дел, чтобы тратить время на пустые слезы.