Записки экспедитора Тайной канцелярии. К берегам Новой Англии
Шрифт:
Самойлов понял, что с блаженной расслабленностью своей он может уже начать прощаться, потому как ничего хорошего услышанная история не предвещала, и долг тайного сыщика (когда же он успел образоваться?) требовал от нашего героя немедленно начать разбирательство и выведать все до конца.
– Ну и где сия девица? – обратился он к мужику.
– Так в сарае, – заторопился тот. – Как с утра привезли. В телеге.
В комнату снова тихонько вошла девчушка, неся миску с редисом. Иван протянул руку, взял овощ покрупнее, хрустнул им и решительно поднялся с места.
– Показывай! – оборотился он к мужику.
Тот
Возле сарая под навесом стояла телега, на которой покоилось накрытое мешковиной тело. Иван подошел ближе и приподнял мрачный покров. То, что он увидел, заставило его содрогнуться: красивое лицо убитой сохранило следы предсмертной муки, кроме того оно было настолько неестественно бело, будто его вылепили из снега. Девица была так молода и хороша собой, что у Вани сердце дрогнуло от жалости. Он, правда, тут же взял себя в руки и приступил к делу: внимательно осмотрел голову, плечи и руки трупа. Тут-то и обнаружил он явное свидетельство насилия – на запястьях девушки были глубокие порезы. Это навело Ивана на мысль.
– А что, лекарь есть поблизости?
– Кто? – не понял мужик.
– Ну врачеватель, знахарь, – пояснил Егорка.
– Так сосед наш, – подала голос Пелагея. – Какой-никакой, а от горячки Стешку лечил. Сам из дворянских кровей, а баб с мужиками пользует.
«Что дворянин – хорошо, – подумал Самойлов, – только что-то отзывается о нем старуха не больно учтиво: «Какой-никакой». Это какой? Опять загадка. Вот тебе и отдохнул, нечего сказать». Иван вздохнул и скомандовал:
– Зовите!
Потом спохватился:
– А где ее нашли?
– Так возле мостков. Там завсегда бабы белье стирают.
Что ж, по всем правилам полагается осмотреть место происшествия, а может статься, и преступления. Тем и займемся! – решил Иван и зашагал к пруду. Егорка хотел было последовать за ним, да только вот чугунок со щами, что на столе, остался непорожним, и это обстоятельство сильно его смущало. Поразмыслив секунды три, он решил, что девка все равно уже мертва, никуда не денется, а вот щи могут и пропасть, а посему надо спешить, – и побежал назад к флигелю. Пелагея с мужиком переглянулись и засобирались к соседу – позвать, как велел барин.
Самойлов прошелся вдоль пруда. Поросшая камышом береговая полоса вывела его к мосткам, нависшим над самой водой. Иван склонился над серой гладью: водоросли тянулись прядями, обозначая несильное течение. Но вот наш сыщик заметил в воде что-то цветное. Не медля ни секунды, Самойлов сломал ветку у ближайшего куста, встал на колени и попытался зацепить таинственный предмет, запутавшийся в камышах. Тот никак не желал поддаваться. Наконец Иван выловил кусок цветной ткани, оказавшийся женской косынкой. На платке отчетливо проступали бурые пятна. Да, жутковатым это место стало, а ведь было время, когда купался здесь, пока крестьянки стирали белье. С молчаливого согласия Пелагеи нырял себе в студеную воду. Ох, сколько годков-то утекло с тех пор…
Его выдернули из воспоминаний слова, произнесенные
– Мрачное место! Не правда ли? – однако сказаны они были тоном приветственным, никак не приставшим содержанию.
Иван обернулся, перед ним стоял человек в темном плаще, треуголке и с палкой в руке. Он учтиво улыбался. Видя некоторое замешательство соседа, незнакомец поспешил добавить:
– Смею представиться: Волков Андрей Александрович, бывший судовой врач на флотах Его императорского величества. Ныне в отставке по причине ранения и хромоты.
Иван кивнул в ответ:
– Самойлов, я пригласил вас…
Волков перебил его с провинциальной простотой:
– Я осмотрел девицу. Она утопла…
Иван снова повернулся к мосткам, будто пытаясь найти еще улику в мутной воде:
– А порезы на руках вы видели?
Волков даже как-то обрадовался:
– А вы тоже заметили? Преинтереснейший факт, – азартно начал излагать свою версию судовой врач, но потом будто осекся и уже более спокойно добавил: – Эти камыши имеют острые края, возможно, жертву утянуло в омут, и она порезалась, хватаясь за них…
– Возможно, возможно… – согласился Иван в задумчивости.
Поскольку больше вопросов Самойлов не задавал, доктор счел необходимым сменить тему. Тем более что о девке нечего было и разговаривать: «диагноз» слишком окончательный, чтобы обсуждать его более тщательно, а уж каковы причины такого «диагноза» – сего его профессия знать не позволяла. И Андрей Александрович перешел к разговору более, как ему казалось, полезному:
– Я вижу, вы были ранены. Хотите, я осмотрю вашу руку?
– Нет, благодарю. Вы знаете, здесь многое изменилось, раньше пруд заканчивался вот тут. – Иван снова двинулся вдоль берега.
Волков, несмотря на хромоту, ловко последовал за ним. На ходу он охотно объяснял новому спутнику суть дела:
– Год назад все пруды объединили. Но зато теперь у каждого из ваших соседей есть выход к воде. Общество у нас не то, что в столицах, но мы регулярно проводим ассамблеи, – он рассмеялся. – Местные дворяне обожают поесть. Сегодня мы как раз собираемся у Марии Карловны, она не так давно овдовела, теперь скучает, я вас приглашаю.
Они продолжили невольный моцион вдоль унылого берега, но ничего, что могло бы пролить свет на загадочную смерть, так и не нашли. Пришлось оставить поиски. Сделав порядочный круг, собеседники вернулись к усадьбе Самойлова, возле которой доктор оставил лошадь.
– Ну вот и пришли. Так я за вами заеду? – напомнил Волков о своем приглашении.
– Почту за честь! – отозвался Самойлов.
«Славный малый, морской врач, на флоте-то государевом не сладка, поди, служба была, а этот не озлился. Одно то, что мужиков с бабами пользует, уже говорит, что человек доброй души. Вон, в гости приглашает…» – думал Иван, приглядываясь к новому знакомому.
Доктор сел на лошадь и, прикоснувшись к треуголке в знак прощания, поскакал прочь. Самойлов поспешил домой. Ни одному из дворян, только что покинувших мрачные камыши, и в голову не могло прийти, что все продолжительное время их прогулки за ними наблюдала пара цепких глаз. Одни эти глаза, взгляд которых трудно было назвать человеческим, и можно было рассмотреть на заросшем бородой лице, косматые волосы, казалось, никогда не знали гребня и свисали мокрыми прядями. Чистый зверь али водяной, прости господи!..