Записки экстремиста
Шрифт:
Их увольняли — и не брали нигде в другом месте. И это при том, что повсюду на досках висели отпечатан-ные в типографиях объявления: «Требуются… требуются… требуются…»
Было яснее ясного, что подобное скоро произойдет и. у студентов. Никто из них. просто не сдает подступающую сессию, и все буду! отчислены. А на работу никуда не устроятся…
Ловко было придумано все это. Умно и ловко. Не мытьем, так катаньем — в самом деле.
Зачем отключать электроэнергию, чинить всякие другие мелкие помехи? Лишить людей куска хлеба — и сыграть на этом, вот ход! Энтузиазм энтузиазмом,
И если допустить даже, что все эти многие сотни людей присоединятся: к нам, живущим здесь, на стройплощадке, и сделают метро, как. и мы, тем единственным делом, которым они отныне будут жить, сделают метро своей жизнью, — как нам всем прокормиться? Что говорить, так, как кормились мы до сих пор, прокормиться двум с половиной десяткам человек, — это возможно. Но прокормиться таким же образом двум с половиной тысячам — нереально.
Нужно было что-то предпринимать…
2
Наш ответный удар был нанесен три дня спустя.
Моей группе было выделено три легковые машины, одну из них я добыл сам, взяв у отца.
Мы прибыли к булочной минут за пять до закрытия. По разработанному заранее плану в магазины нужно было войти перед самым концом их работы, дождаться, когда уйдут все покупатели, и после этого уже приступить к операции. В эту пору подсобки с товарами еще открыты и еще не включена сигнализация, а деньги, как правило, сданы инкассаторам, и и и кто с улицы не должен нам помешать.
— А вы там что ковыряетесь, эй! — крикнула кассирша, выбираясь из деревянного загончика кассы на волю. — Время уже, все, уйду сейчас — не оплатите!
Уборщица в синем халате, лязгнув щеколдой, выпустила в дверь последнего покупателя.
— Начали! — дал я команду.
Трое из группы тотчас рванулись к двери — оттеснить от нее уборщицу и встать там на страже, а я и другие трое бросились в подсобное помещение — перекрыть рабочий вход и собрать всех магазинных работников в одном месте.
Не очень весело все это было, хотя, конечно, со стороны выглядело довольно комично. Кассирша решила, что ее собираются грабить, и, забыв о том, что денег у нее в кассе три с половиной копейки, рвалась обратно в свой дощатый загон, чтобы нажать сигнальную кнопку, ее не пускали туда, подхватив вдвоем под руки, а она все рвалась. Уборщица, наоборот, попыталась выскочить на улицу, и пришлось втаскивать ее обратно, она раскорячилась в открытых дверях, вцепилась в косяк и все приговаривала с ужасом: «Я ж старая!.. Старая!.. Старая я ведь!..»
Мы перекидали хлеб с лотков в привезенные с собой чистые мешки, взяли десяток деревянных поддонов с кульками сахарного песка, набили пару мешков сухарями вперемешку с конфетами, и, когда все это было загружено в машины, я написал директорше бумагу, короткий текст которой мы во главе
— Что мне с ней делать, с этой бумажкой? — закричала директорша, когда я отдал ей лист. — Вы, что ли, материально ответственное лицо? Пропади оно пропадом, ваше метро!
Я не стал ничего отвечать ей. На улице уже поуркивали моторами готовые уезжать машины, и мне нужно было спешить.
В тот вечер мы «взяли» четыре магазина. Кроме булочной — два продуктовых и один промтоварный. Для продуктовых, чтобы погрузить все эти мясные туши, коробки с маслом, ящики с крупами, понадобились грузовые машины, и пришлось угнать два пустых грузовика, неосторожно оставленных какими-то водителями на улице без присмотра. В промтоварном нам нужны были самые обиходные вещи — мыло, одеколон, полотенца, материя для тряпок, некоторая хозяйственная утварь, — и там мы обошлись, как и в булочной, лишь легковыми автомобилями.
…Мы еще не успели перетаскать с улицы в надземное здание метро добытые продукты и вещи — на дороге за вагончиками проревели, подкатывая, засветили фарами, выедая тьму, мощные тягачи, смолкли, и из их кузовов посыпались на землю одна за другой, взметывая длинные полы шинелей, темные фигуры. В правой руке на отлете каждая из них держала тонконосый, длиннотелый предмет, и как-то не сразу, не вдруг до нас до всех дошло, что предмет этот — автомат.
Не более чем через пять минут вся территория стройки была взята в оцепление. Мы ждали, бросив свою работу, что будет дальше, но дальше ничего не последовало.
Однако некоторое время спустя, когда все наконец было перетаскано под крышу и те, кто принимал участие в нынешней операции, но не жил на стройке, попытались выйти наружу, чтобы ехать домой, солдаты их но выпустили. «Стой, не подходи! Стрелять буду!» — звучали то тут, то там команды, и в чистом, морозном ночном воздухе сухо и страшно клацали передергиваемое затворы.
3
Утром солдаты не пропустили за свою цепь ни одного человека, приехавшего на стройку. Многие из тех, что лишились работы, перестали ходить к нам, но большинство все же ходило, и снаружи, за линией оцепления, собралась целая толпа.
Мы со своей стороны решили жить так, словно ничего не произошло, и после завтрака все, кто находился внутри оцепления, по-обычному спустились в шахту. Наверху осталось только несколько человек. Остался наверху и я. Хотя мы и решили жить, не обращая внимания на цепь солдат, события каким-то образом должны были развиваться…
Они не замедлили с развитием.
Подкатили две черные машины, прохлопали дверцами, и по снежной укатанной дороге, беспрепятственно миновав оцепление, пошли к вагончикам трое мужчин, с неспешной солидной грузноватостью, в добротных, толстого дорогого материала пальто с широкими, серебристо играющими на солнце воротниками из редкого меха.