Записки экстремиста
Шрифт:
Все трое приезжали к нам в прошлый раз, сопровождая главу города.
— Бандитизмом занялись? — не дожидаясь, когда мы рассядемся за столом напротив, с властно-суровым выражением лица, в упор глядя на Волхва, сказал тот, что зачитывал в прошлый раз ультиматум. Видимо, он был нынче старшим.
Волхв выдержал паузу, так же в упор глядя ему в глаза, потом сказал:
Всякое действие вызывает противодействие. С какой силой вы будете давить на вас, с такой же силой мы и ответим вам.
— Не позволим! — Ухмылка, вдруг прозмеившаяся по губам
— А мы и не будем спрашивать вашего позволения, — спокойно, не обратив ни малейшего внимания на сардоническую ухмылку представителя властей, сказал Волхв. — Вы решили оставить людей без куска хлеба — мы решили дать им его. Только и всего.
— А мы, — сделав ударение на «мы», вновь каменея лицом, ответил тот, — не позволим вам дать его. Никто к вам сюда не пройдет. Для чего, вы думаете, оцепление? Вас охранять? Еще не хватало! Никого к вам не пропустить, вот для чего. Сидите здесь со своими запасами. Ешьте вволю. Надолго хватит!
— Ах, суки! — ругнулся Рослый.
Он только выговорил вслух то, что каждый из нас тем или другим словом проговорил про себя.
— Ну, — вновь выдержав паузу, произнес Волхв, — и что дальше? Мы, в свою очередь, тоже что-нибудь придумаем ответное. Так, значит, и будем заниматься перетягиванием каната?
— Ничего подобного, — сказал все тот же, что был старшим. — Никто вам такой возможности не предоставит. Соглашаетесь на прежнее наше условие — и конфликт исчерпан. Все будут восстановлены на работе, а о вашем бандитизме забыто. Если не соглашаетесь… Во-первых, значит, никого к вам не пропускаем, а во-вторых, не пропускаем транспорт с грузами. Ни сейчас, ни потом. Вообще не пропускаем. Чем хотите, тем и крепите. Чем хотите, тем и бетонируйте.
— Ах, суки! — снова выговорил Рослый.
И снова это было сказано за всех нас.
— Вот вам для первого размышления, — как и в прошлый раз, будто не заметив оскорбления, поднимаясь, сказал представитель властей. — Подумайте, крепко подумайте.
Провожать их никто из нас не пошел. Никто из нас даже не поднялся из-за стола. И когда дверь вагончика захлопнулась, все так и остались сидеть, и все молчали, — что-то невыясненное словно бы висело в воздухе, недоумение какое-то, какой-то вопрос…
Магистр первый сумел нащупать его.
— Странно… — произнес он.
— Что странно? — тут же отозвался Волхв,
— То, что все их санкции не затрагивают нас. Никоим образом. Ведь, казалось бы, можно прижучить и нас каким-то образом, но нет…
— Подвоз материалов они нам блокируют, — сказал Декан, — это что, не против нас санкции?
Магистр отрицательно покачал головой.
— Это все средства давления.
— Ты прав, прав, — проговорил Инженер. — Жмут, но всегда словно с таким расчетом, чтобы не пережать.
«Но не ломают», — сказал Магистр, — и будто рвануло туманную завесу у меня перед глазами, она поползла, полезла клочьями, разваливаясь. «Чтобы не пережать», — сказал Магистр, — и туман истаял вконец, исчез, и будто в бездну я глянул.
Вся история нашей борьбы за метро развернулась передо мной — от первой той давней демонстрации перед Домом власти до нынешнего визита этих трех его обитателей, — и я увидел ее изнанку.
Ведь мы же все были в ней марионетками, вот что! Все, включая и Волхва! Да нами же искусно и ловко манипулировали, а мы и не догадывались о том. Мы думали, что мы сами по себе, мы полагали, что мы в дичайшей борьбе и судорожном напряжении сил заставили власти отступить, поддаться нашему напору, а это все заранее было спланировано, рассчитано, заброшен крючок — и мы на него попались, проглотили его и не заметили того. Все, начиная с той газетной публикации о метро, было сделано не случайно, все нарочно было сделано, для затравки. Волхв ошибся, посчитав, что властям не нужно метро и оттого они положили его проект под сукно. Ничего подобного! Оно было им нужно. Но они решили построить его задарма. Без затрат. Мы с самого начала были только марионетками, кукловоды дергали нас за ту ниточку, за какую им нужно было, а мы послушно отзывались необходимым действием…
— Не-ет… — сказал Волхв, когда, сбиваясь, перескакивая с одного на другое, чувствуя, как бешено стучит сердце, сам страшась того, что говорю, раскрылся я в своем озарении. — Не-ет, это чепуха…
Но в голосе его, отчаянно утаиваемая, билась, как жилка на виске, неуверенность, и был его голос странно жалобен — Волхв будто просил пощады, просил меня взять мои слова обратно, перечеркнуть их, покаяться в содеянном, как в грехе.
— Нет, не чепуха. Так это все и есть, — сказал я безжалостно. Почему я должен был жалеть его? Что, мне было легче, чем ему, от страшной сути открывшегося? — Мы вроде наживки на крючке. Сами попались и других ловим.
— Не-ет, — снова повторил Волхв, весь перекривясь лицом, как от мучившей его тайной боли. — Нет же, не-ет…
— Да чего там говорить «нет», если «да», — взвинченно, едва не на крике сказал Декан. — Конечно, «да». Яснее ясного… Теперь, — добавил он через паузу.
— Нет, — опустив руки на стол и подняв голову, с яростью проревел Волхв. — Нет, этого не может быть! Я их просто разворошил, как поганый муравейник, нм просто ничего не оставалось другого, как напечатать то сообщение, а потом… потом отступить перед нами, так мы навалились на них!..