Записки филиппинки (сборник)
Шрифт:
Валька, разинув рот, молча смотрит на меня. И ее брови беспомощными домиками высоко торчат над ее обалдевшими глазами. Но нервный припадок мой только разыгрывается.
– Микробов уничтожь! Помой весь дом! И не делай из своего жилья собачью будку! – замахиваюсь я на нее топором. И, для верности, тюкаю ее по лбу обухом.
Валька охает и валится на грязный пол, не мытый с 1960 года, с момента постройки дома.
Я стремительно вылетаю из дома, спотыкаюсь о жирного кота, прытко бегущего назад, в дом, на свое законное место – кухонный стол. Кот отлетает от моих ног, катится по
– Пегас, твою мать!
В мой адрес приветливо лают и виляют хвостами Валькины безобидные шавки, предназначение которых в этой жизни не дом охранять, а загаживать его.
Я швыряю в собак Валькиной итальянской туфлей, еще недавно купленной и уже растерзанной ее песиками. Туфля, наверное, с левой ноги! Эти подлецы систематически рвут почему-то обувь с левой ноги! Я поднимаю туфлю с земли. Точно, левая! Феномен необъяснимый!
Псы жалостливо прижимают уши и, виляя хвостами, бегут в дом.
– А чего вы так разогнались? – слышу я примиренческий возглас пана Курдуплыка.
– Ах ты, панская дупа! Ты еще здесь? Ах ты, хитрозадый! Женишок, мать твою! – И, выхватив из рук пана его палку, я остервенело лупцую его по жирной дупе. Да так, что цветные бантики-висюльки беспомощно разлетаются в разные стороны.
Глава 3 Привет, Бомбейкина!
Вечер. Я дома. Звонок в дверь.
Может, менты? Неужели я долбанула в этот раз Вальку больше обычного?
А вдруг она того?.. Ласты склеила?..
У-у-у! Чего же я натворила? Моя несчастная подружка! Теперь она будет лежать в сырой земле!.. А я буду в камере? На двенадцать человек? Юридически-то на двенадцать! А на деле там набьется больше сорока пяти! У нас же санитарные нормы в тюрьмах не соблюдают! Вот где грязища! Вот где инфекция! Фу!
Я открываю дверь, готовая сдаться родной милиции.
О! Это Светка-соседка. Пришла чай пить.
В руках большой поднос. Накрыт белой, накрахмаленной салфеткой. Как всегда! На нем стерильная, до хруста, чашка с крышкой. Уже налитый горячий чай. Отмытая, отдраенная до полуобморока серебряная ложечка. Завернута в салфетку. И конфетница. С моей любимой «Белочкой».
Светка вообще никогда у меня мой чай не пьет. Все носит с собой. Брезгует, чистюля!
Там свои тараканы…
– Как твое бабье счастье? – звоню я Вальке на следующий день, как ни в чем не бывало.
– Да все жиреет мое счастье. Сегодня полкурицы сожрал. Сырую. Украл со стола, подлец.
– Ты о ком? О Курдуплыке?
– О коте.
– А Курдуплык?
– Вчера весь вечер стонал и в сортир бегал. Прослабился от моих слив. И от твоей доброты к нему. А сегодня уехал к себе в Польшу.
– Что, сливы не понравились?
– Понравились! Но я попросила его купить мне новых слив, взамен съеденных. Вот он сразу и укатил. Приходи.
– Точно приходить?
– Приходи. Я тебя жду. У меня есть пирог из твоего любимого яблочного варенья. И я решила увековечить твой образ в гипсе. Ты же будешь рада?
– Конечно. Я давно об этом мечтала. С пером в руках и лавровым венком на голове!
– Ну-ну… А ты можешь мне в благодарность написать
– Я согласна! Только предупреждаю, я всю правду напишу. И очень сомневаюсь, что ты будешь от этого в восторге.
– Без вопросов. Только правду! Я жду.
Через пару дней являюсь к Валентине на Цимбаловку.
Она ставит чайник на плиту. И располагается в кресле-качалке. Поспешно убрав за китайскую ширму уродливое гипсовое изваяние, с раскинутыми руками, во весь рост и, как мне вдруг показалось, очень отдаленно напоминающее… Нет, не может быть!
Я сажусь тут же рядом, на табурет, косясь на изваяние за ширмой. Достаю файл с белыми листочками.
– Как все же это прекрасно! Сидишь в кресле-качалке. А тебе подруга рассказ читает! – засветилась радостью Валентина. – Начинай. Я слушаю.
Я еще раз заглянула за ширму и поняла, кого изображает этот глиняный монстр с топором в одной руке и ершиком в другой. Без лаврового венка и пера.
Горло у меня пересохло. Но я собралась с силами. И начала читать рассказ.
Чем дальше я читала, тем больше перекашивалось лицо моей подруги. Она сидела бледная и безмолвная.…Мы уже две недели не встречаемся и не звоним друг другу. У нее мой рассказ. А у меня ее гипсовая скульптура. Но я знаю, что скоро позвоню ей и, как ни в чем не бывало, скажу: «Привет, Бомбейкина!»
Дюймовочка-а-а-а
Девушка стояла на пороге. И мило хлопала длинными ресницами. Она была настолько изящна, что я не смогла скрыть своего восхищения. И с изумлением уставилась на нее.
Маленькая, беленькая и какая-то вся прозрачная. Платьице из небесно-белых кружев облегало ее тщедушную фигурку. Крошечные розовые туфельки на высоком каблуке стройнили тоненькие ножки. Светлые локоны, поднятые к макушке заколкой розового перламутра, трогательно оголяли нежную шейку.
Дюймовочка! От нее веяло тонкими, волшебными духами. И я невольно потянула носом, блаженно вдыхая аромат.
– День добрый! Это я вам звонила, – и девушка скромно улыбнулась.
– Да, пожалуйста, проходите. Вот в эту комнату, – как-то даже растерянно вымолвила я.
Девушка осмотрела восемнадцать квадратных метров моего блистающего чистотой комфорта, обставленного новой мягкой мебелью, лоджию, обшитую деревом и свежеокрашенную корабельным лаком. Подняла на меня свои небесные глаза и сказала: «Мне нравится». Стоимость дорогой аренды ее ничуть не смутила.
Я, в свою очередь, узнала, что девушка учится в университете, на инъязе. Зовут ее Инна. Ее мама живет в Черкасской области. А вот об отце девушка ничего не сказала. Да я и не стала допытываться. Правильная речь и манеры гостьи выдавали особу с интеллектом. А значит, эта эфемерная барышня обещала быть тихой и аккуратной. Что мне и требовалось при сдаче комнаты. Я мысленно поблагодарила Наталью-риелтора, свою хорошую приятельницу, за это сказочное существо, сошедшее, казалось, с облаков.
Дюймовочка заселилась в тот же день.