Записки городского хирурга
Шрифт:
– Все, Вера, спасибо за хлеб, за соль, но наши дорожки расходятся. Я больше на подоконнике висеть не собираюсь. Прощай! – распахнув дверь, объявил Михаил и бросился вниз по лестнице, забыв о романтизме.
– Ми-и-ишенька! Ми-иша! – завыла Вера, стекая по стенке на пол.
Миша завершил свой рассказ около 17–00. Сразу же доктора в приемнике попросили помощи, захлебнувшись в работе. Наплыв пациентов увеличивался в геометрической прогрессии. Пятничные поступления в конце обычной недели выглядели как студенческая забава. Я даже затруднялся посчитать скопившихся в
– Что беспокоит? – обращаюсь к мятому гражданину в мокрых штанах и с натурально красным носом.
– А плеснешь пять капель? Тогда скажу! – Довольный своей шуткой обмочившийся тип обнажает оставшихся три желтых зуба на верхней челюсти в неком подобии улыбки, обдав меня свежепринятым алкоголем.
– Ясно! Отойди в сторону! Следующий!
– То есть как? – напирает на меня мятый. – У меня же это, как его называют? Пантакрит!
– Следующий! – пытаюсь перекричать гул, не обращая внимания на нахала.
– У меня пантакрит! Меня лечить нужно! Немедленно!
– Так, мужик, ты че, не понял? Тебя же попросили отвалить! – кладет ему сзади на плечо кисть-лопату здоровенный дядька с колоритной, по пояс, черной с проседью бородой. Обмоченный тут же испаряется, и мы его более не наблюдаем. – Доктор, простите, выпимши мы малехо, праздник как-никак.
– Слушаю вас, – снизу вверх разглядываю необычного гиганта.
– Сына привез, кажись, грыжа у него.
– Показывайте!
– А ну, посторонись! Разойдись, народ! – зычно предупреждает бородач и вносит из коридора на руках странного молодого парня. Он гримасничает и показывает язык. – ДЦП у него! Но он все понимает! – Расчистив на кушетке место простым поворотом плеча и разогнав приютившихся на ней осоловелых людей неопределенного возраста и пола, великан бережно уложил сына. – Смотрите!
– Вы правы! Ущемленная паховая грыжа! – констатирую я. – Давно беспокоит?
– С рождения! Все боялись оперировать! Вначале говорили, что сама пройдет. А ему уже 20 годков стукнуло, все не проходит. А последний год стала беспокоить. Вот утром вылезла и назад не ушла. Болит! Вон как беспокоится!
– Надо оперировать! Причем немедленно! Боюсь, как бы кишка не омертвела!
– Доктор, это не страшно?
– Да! Но другого выхода нет!
– Можно, чтоб вы оперировали?
– Да. А почему именно я?
– Ну, по вам сразу видно, что вы хирург!
– А по остальным нет?
– Остальные 20 лет нас только за нос водили! Я же вижу, как мой Сашенька мучается! – На глазах силача навернулась скупая мужская слеза.
Кишка у парня оказалась жизнеспособной. Я укрепил переднюю брюшную стенку сеткой, чтоб впредь грыжа не образовывалась. Его отец долго тряс мою руку и благодарил. Я вяло соглашался, думая, как бы он мне от избытка чувств не оторвал руку.
К 22–00 отделение заполнилось под завязку, в ход пошли приставные кровати и топчаны. Мест по больнице категорически не хватало. Отзвонились в «бюро госпитализаций» и слезно попросили в нашу больницу больше никого не привозить.
В 22–30 привезли
В приемном покое творилось настоящее столпотворение. Ругань, стоны, дело доходило до драк между больными и их родственниками. Охрана повела себя грамотно и решительно. По крайней мере, скандалистам не потребовалась экстренная помощь.
Ответственный врач по больнице Лидия Валерьевна Дуршлаг буквально затерроризировла нас. Вначале просто звонила и интересовалась, когда мы закончим. А через час сама пришла:
– Дмитрий Андреевич, когда вы завершите?
– Лидия Валерьевна, не знаю!
– Там внизу полный аншлаг! Практически весь приемник забит народом, все немедленно жаждут хирургов.
– Вы же видите, мы не в носу ковыряем.
– Сколько еще продлятся у вас операции?
– Не знаю! – начинаю выходить из себя. – Я сложный разрыв печени и селезенки оперирую, на тех столах перитонит и кровотечение из желудка. Мы не можем бросить все и идти в приемник.
– Я вас не призываю прямо сейчас идти, но можно как-то ускорить?
– Нельзя! – срываюсь на крик. – У нас о-пе-ра-ции! Здесь все на грани жизни и смерти. А в преемнике подождут.
– Хорошо, хорошо! – неожиданно соглашается Дуршлаг. – Пусть ждут! Оперируйте спокойно.
– Лидия Валерьевна, позвоните в «бюро госпитализаций» и объясните обстановку.
– Я уже звонила! Просила! Сразу троих привезли.
– А вы не стесняйтесь! Еще раз отзвонитесь! Скажите, мол, все хирурги на операции, больных смотреть некому. Столы все заняты! Оперировать тоже не на чем!
Она и вправду позвонила. И о чудо! «Бюро госпитализации» согласилось три часа никого не привозить. Я вышел в 5-12. Направился прямиком в приемник, в кармане напомнил о себе мобильный телефон.
– Дмитрий Андреевич, – дрожащим голосом спросила Вика, постовая медсестра, – это вы?
– Я? А кого желала услышать?
– Вас! У нас ЧП на отделении!
– Что произошло?
– Тут по телефону в двух словах не расскажешь! Срочно идите к нам!
– Вы – ответственный хирург? – в лоб встретил вопросом сурового вида майор в форме офицера МЧС, когда я, запыхавшись, влетел в отделение.
– Да, я! А что случилось?
– ЧП у вас произошло! ЧП! Знакомо слово? – неприятно ухмыльнулся майор.
– Да! А в чем, собственно, дело? – Я посмотрел на растерянную и зареванную Вику.
– Дмитрий Андреевич, я не спала! Честное слово! Мы с Катей больных из реанимации поднимали и не заметили! – Дальнейшее объяснение потонуло в потоке нахлынувших слез. Вика рыдала навзрыд и не могла остановиться.
– Ничего не понимаю, – переводил я взгляд с майора на Вику и обратно. – Кто-то мне объяснит, что здесь произошло?