Записки грибника
Шрифт:
От злости хотелось чего ни будь сломать или пришибить кого ни будь. Накатил соточку спирта, выпил, откусил соленого огурца и в мрачном настроении принялся рассматривать бревенчатые стены своей комнаты.
Очнулся я от своих раздумий, после вежливого стука сапогом в дверь, в раздражении крикнул, — Ты там ещё головой постучись.
— Если только твоей. Не отопрешь, по маковке настучу, когда войду. — Послышались невнятные восклицания других пришедших с Никодимом людей.
Я подошел, отодвинул засов
Данилы ещё не было, не приехал. Мужики споро расставили на столе немудреный закусон, капуста квашеная в глиняной плошке, там же, поверху, с пяток огурцов соленых и две головки чеснока, шматок хлеба и бадейка пива, литров так на десять. Расселись по лавкам и табуреткам, вокруг маленького столика стоящего у окна. Сидор протер подолом рубахи кружку, взятую с полки, зачерпнул драгоценной влаги и преподнес её Никодиму, — Испей Никодим за здравие нового мастера пушкарского приказу, раба божьего Федора.
Тот степенно взял подношение, ладонью левой руки расправил усы с со словами, — 'Будь здрав, Федор' — выпил. Крякнул, поставил пустую посудину на стол, протянул пятерню к закуске, пошевелил пальцами выбирая. Откусил от огурца половину и захрустел им, пережевывая. Сидор тем временем, успел зачерпнуть по второму разу и подать Силантию, Тот так же, одним махом выпил, скривился и потянулся за капустой.
Сидор налил себе и причастился. Глядя на их довольные рожи, я не выдержал и, забрав кружку, налил себе, уже поднося к губам, унюхал характерный запах Никодимовского самогона, а в посудинке-то грамм так триста пятьдесят, четыреста. Меня хватило только на половину, больше не осилил.
Никодим взглянул, буркнул, что-то невразумительно обидное, от чего парни засмеялись, а я сидел с открытым ртом и пытался удержать в себе это пойло. Перестроечный 'Рояль' амброзия по сравнению с этим. Продышавшись, подобрал половинку огурца и стал её грызть, заедая мерзкий вкус напитка.
— Никодим, предупреждать надо, я думал, что вы пиво принесли.
— Оно конечно, так и хотелось. Но показалось, что захочешь чего крепче, да и ребята меня поддержали.-
На эти слова две хитрые рожи радостно осклабились и закивали.
— Завтрева тебе по утряни, надоть быть на неглинке, — И хитро посмотрел на меня, — тебя ждать будут.
Я широко открыл глаза, с момента моего возвращения прошло не больше пары часов, а 'меня уже ждать будут'
— Что-то ты темнишь Никодим, поведай мне о том, чего я не знаю. Не успел вернуться и рассказать тебе, а ты меня уже сосватал кому-то. И кто он таков?
— Когда пойдешь, — он продолжил, как будто не слышал моего вопроса, — пищаль свою винтовую забери, заодно и её покажешь. Пистоны не забудь и эти, гыльзы с пулями. Они у тебя ещё остались или снаряжать надо?
—
Он, молча, посмотрел на меня, отвернулся в сторону, — Мужики, вот сделай человеку радость, избавь его от хлопот, так он норовит во всем гадость только увидеть.
И обратился ко мне, — Ни кому я тебя не продавал, кум это мой, он раньше пушкарем был, токмо ему, как вон Сидору, ногу изувечило, в колене не гнется. Чтоб ты знал, при пушках по гроб жизни, народ служит и от них только к богу уйти можно или пока от старости не сможет ядро в ствол заложить, вот тогда и будет послабление от службы государевой.
— Так ты меня хочешь на всю оставшуюся жизнь, в кабалу царскую загнать?
— То не кабала, а долг. Али ты не православный?
— Тебе что крест поцеловать? Или перекреститься? Никодим не говори всякий вздор. И не сбивай с толку. Кто твой кум?
— Подмастерьем он там, в колокольной избе.
— Да я, в колоколах, как свинья в капусте, разбираюсь.
— Федя, Федя, вот что значит, давно дома не был. Чтоб ты знал, и завтра не выставил себя как дурак.
Люд пушкарский делится на два разряда, пушкарей и затинщиков и на прочих, воротники, казенные кузнецы, казенные плотники, казенные сторожа и рассыльщики, зелейные, колокольные, шорные мастера, пушечные литцы, горододельцы, колодезники. Всякий народ трудится там и мало кто по своей воле уйти желает.
— Знаешь Никодим, мне во всем твоем рассказе нравиться одно слово, — 'казенный' Это же люди, которые тайны ведают как пушку правильно сделать, как порох хороший намешать, кто же их отпустит ежели они уйти захотят? Только вперед ногами, на ближайший погост.
— Федя, тебе выпить надо, а то мысли у тебя дурные в голове ходят. Где ты только таких набрался?
И они пошли на второй заход, я пропустил этот круг. Дождавшись, когда они закусили, продолжил докапываться до истины.
— Всё-таки скажите мне, могу ли я спокойно уйти оттуда или нет?
— Сможешь, только сам не захочешь. — Глянул на меня, с грустью во взгляде. — Тебе ведь тесно здесь, не так ли? Помнишь, ты звал нас, в Тулу ехать?
Я кивнул и он продолжил.
— Отказался не оттого что жаль оставлять, всё здесь нажитое. А от того что стар я, на новом месте обживаться.
— Не сумлевайся Федька, тама тоже люди. — Как-то невпопад выступил Силантий. — Да и жить здесь будешь.
'Во радость великая, жить здесь, работать по двенадцать часов в сутки, добираться через пол Москвы. Хотя в этом есть какой то свой плюс, куплю себе шестисотого мерина, четыре подковы, кожаный салон, стальная от бортовка из стремян, а на сапогах у меня будет ' закись азота' для коняшки. Надо будет сделать себе ковбойскую шляпу… Блинн, куда меня понесло?'