Записки гробокопателя
Шрифт:
– Вайтер, - велела Габи.
– Ну вот, - Юрка взял ее маленькую ладошку в руки и погладил, как бы прося прощения за дядю.
– А на войне он десантником был. На нем живого места нет. Четыре раза в него ваши ребята попали, меткие...
– Что-о-о?!
– Габи даже приподнялась с места.
– Какие наши ребята?..
Котя вздернулся с пола и приподнял ухо.
– Тю-тю-тю!
– замахал на Габи Юрка.
– А ты, Котя, - предатель. Она на меня нападает, ты ее укусить должен... Не тусуйся, Габи, сиди тихо.
– Юрка надавил на ее
Габи нервно вывернулась, но села на место.
– Он совершил одно героическое дело?
– Тьму.
– Какое?
– Вот у него одна медаль "За отвагу" - знаешь за что? За отнимание оружия у трупов... Они отступили, а дело зимой было.
– Юрка взглянул на Габи. Глаза у нее стали влажные.
– На поле боя много оружия осталось. А поле все пристреляно. А без оружия отступить нельзя. Оружие бросить - командира расстреляют. Желающих вызвали. Рост пошел...
– Он имел приказ?
– тихо спросила Габи.
– Сам. Командира пожалел. Тот его от штрафной роты когда-то спас. Рост подрался и финкой сухожилие одному парню перерезал. Командир тогда дело замял. Ну, вот он с ним сквитался... и потом еще Рост был уверен, что в него до смерти не попадут. У него чувство боя обостренное... Откуда пуля летит, чувствует... интуиция...
– Я знаю: такое есть! Вайтер. Дальше, - прошептала Габи.
– Он матери своей совсем с войны не писал писем. Они договорились, что будет писать, если ранят. А нет писем - значит, жив-здоров. Так он ей за всю войну только четыре письма и написал.
– Он не любил свою мать?
– вжав голову в плечи, спросила Габи.
– Н-не очень...
– Как это может быть?
– Может. У него родители были богатые, врачи оба. И до революции, и после. У них даже машина была. А он просил велосипед на день рождения. И мать купила ему, но..
– Юрка сделал паузу и поднял вверх палец...
– Но подержанный. Поняла: сами богатые, а велосипед старый, чтобы подешевле?.. Да к тому же дамский.
– Ну и что?
– удивленно пожала Габи плечами.
– А то: понял, что у него мать скупая, вот в чем дело! В принципе. И даже не в этом...
– Хм...
– Габи задумалась, постукивая пальчиком по зубам.
– Странно... еще рассказывай про него.
– Еще, еще?.. Чего же еще?.. Ммм... вот он войне, например, был рад.
– Что-о-о?
– Вот то... ну, не совсем чтобы рад, но во всяком случае... Он в июне перед войной прыгал с парашютом, ну, для спорта. И неудачно: ногу растянул. К врачу пойти поленился, а на работу на следующий день не смог. А тогда с прогулами строго было. А он сидит дома, на работу не ходит. А в воскресенье война началась, он сразу - в военкомат.
– Это не есть радость. Это есть счастье в несчастье.
– Ну, называй как хочешь, короче - не в тюрьму.
– Скажи, он это все сам рассказал? Он любит хвалить себя?
– Рост?!
– удивился Юрка.
– Это Вита из него все выуживает втихаря, а потом мне...
– Генук, - сказала Габи. Она
– Это теперь ясно. Я тоже могла быть с такими как Рост. Последнее: зачем он имеет волосы накрашенные?
– И эта туда же!.. Что они вам всем дались- - его волосы?! Ну, красит и красит. Хочется человеку, пускай себе красит, что хочет. Хоть задницу. Пушкин вон когти какие отращивал, - Юрка показал, какие, - что он, от этого писать хуже стал или что?!
– Зачем ты кричишь?
– удивилась Габи.
– Ты, наверное, от голода в приступе?
В Загорске моросил дождь. Юрка привязал Котю, и они с Габи вошли на территорию лавры. Из-за дождя народу было мало. Габи посмотрела на соборы, сказала, что они ей нравятся, и поинтересовалась у какой-то бабушки, где учатся "молодые люди на попов". На попов учились за чугунной оградой. Там парень в черном кителе, надев на голову целлофановый пакет, мел пустой двор. Наметенный мусор он большим совком носил в слабо горящий костер.
Габи окликнула его.
– Как я могу посетить ваши занятия?
– спросила она.
Парень оглядел ее с ног до головы и показал пальцем на одноэтажное строение. И еще раз оглядел ее.
– Габи, извини, - сказал Юрка, когда они отошли от ограды. Он аккуратно застегнул спустившуюся молнию на ее бежевом комбинезоне, чуть не зацепив янтарные бусы.
– Так-то лучше будет, все-таки религия.
Габи фыркнула и оглянулась. Парень за оградой мел дальше и поглядывал в ее сторону.
– Вот так!
– поддразнил Юрка.
– Это тебе не ваши попы с лысиной... Наших не соблазнишь...
– Дурак!
– спокойно сказала Габи.
– Я имела интервью с вашим митрополитом.
Она позвонила в дверь указанного строения, оттуда вышел молодой человек тоже в черном кителе и вежливо пояснил, что если Габи имеет специальное разрешение епархии, то она может посетить занятия. А если нет, то - не может.
– Это странно, - сказала задумчиво Габи и разочарованной, очень красивой походкой пошла к дверям собора.
– Ну-ка!
– уже резко остановил ее Юрка на паперти. Он с треском застегнул молнию комбинезона, непонятно каким образом снова спустившуюся чуть ли не до пояса.
– Какие вы русские?!
– возмутилась Габи.
– Плювать на улице, бросать... как это... остатки сигареты можно, а ходить свободно нельзя!..
– Да это не просто свободно!
– развел Юрка руками.
– Все же видно, хоть бы лифчик, а у тебя вместо лифчика одни бусы! Я пойду кобеля проведать, может, сгинул, дай ему Бог здоровья!
Габи он нашел в соборе.
– Ваша мадонна имеет глаза, в которых, как у тебя, стоит грусть.
– Габи несколько раз посмотрела на икону, на Юрку, на икону, на Юрку.
– Ты тоже имеешь библейские глаза. Только она Бога рожает, а ты? Я все знаю от Виты. Она подошла к служительнице торговавшей свечами, и выбрала самую толстую свечу. Та что-то сказала ей, Габи резко вскинула голову и взяла свечу потоньше.