Записки гробокопателя

Каледин Сергей

Сумка с козлячьим порошком висела на спинке стула.

А дальше как в кино: группа в камуфляже, маски, короткие автоматы, наручники…

Из ментуры, посулив начальнику вознаграждение, он позвонил домой. Жена лыка не вязала. Что отложилось в ее утлом сознании, так и осталось невыясненным, но дурь поперла: она в панике выкинула в мусоропровод весь невеликий свадебный хрусталь, несколько дешевых колечек, а заодно и урну с прахом своего отца, которую третий год не могла собраться захоронить и держала в серванте.

Протрезвев,

жена сообщила о звонке мужа Синяку и Роману. Синяк запряг свой «мерседес», и друганы помчались в Тверь.

Слава Богу, менты взяли деньги. Ивана выпустили, угрюмого и вшивого. Синяк хотел выписать ему бабаху на память прямо у ментовки, но тот был такой зачуханный, запуганный, виноватый, что Синяк кару отменил. Потом поехал на разборку к заказчикам пакости и все уладил. Правда, иной раз Синяк неестественно замирал, напряженно вглядывался в друга, желая постичь, как того угораздило полезть в неправильное. Пишешь стихи и пиши. Тоже мне, наркобарон колумбийский.

…Сегодня Иван ждал гостей отмечать двадцатилетие своего освобождения из лагеря. Надо было также узнать, от чего на сей раз собрался помирать Роман. Дело в том, что Иван многократно спасал Ромку. Жирный был мнителен и постоянно находил в себе разные опасные болезни — инфаркт, рак, СПИД… Недавно вдруг обнаружил под ребром лишнюю кость. Торчит, и все. Роман, лишившись сна и аппетита, до тех пор подозрительно прощупывал себя, пока Ванька не притащил из библиотеки медицинский атлас и не продемонстрировал на себе, худом, что кость никакая не лишняя, а — обычное ребро, недозабранное в грудину, как и задумано по конструкции.

Ожидая гостей, Иван подстригал бахрому на облохматившихся любимых джинсах — обновлял гардероб.

Первым объявился Роман. Принес джин «Бифитер» и банку килек — любимый харч Синяка. Ванька отложил стрижку штанов, молча предъявил такую же банку и такой же джин.

— Сосуды у нас в мозгах очень сообщающиеся, — с удовольствием поставил диагноз Роман.

— Кстати, о сосудах, — встрепенулся Иван, — какую опять заразу в нутрях нащупал?

— Эх, Ваня, Ваня, — покачал головой Роман, — я тебе сонник добыл для перевода — забочусь о твоей жизнедеятельности, а ты насмешничаешь над моими недугами. — Роман протянул другу потрепанную брошюрку.

Иван полистал ее.

— С английского?.. А-а, с французского?.. Пойдет. Благодарствуйте.

— Шолом, козлы! — В комнату вломился Вовка Синяк. — Кто дверь не запер, Жирный?

— Жирного не замай, — вступился за Романа Иван. — Жирный болен.

— Чем? — радостно поинтересовался Синяк.

— Панкреатитом, — трагически констатировал Роман.

— Чего ты врешь! Панкреатит у оленей на рогах растет.

Иван под разговор заботливо полюбопытствовал:

— Вовик, ты килечку, часом, не запамятовал?

— Обижа-аешь!.. — Синяк расплылся в белоснежной

улыбке и достал из кейса джин и каспийские кильки.

— А зубки где взял?! — удивился Роман. — У тебя их сроду не было.

— Почему? Сначала были, спроси у мамы. Потом прошли со временем.

Роман задрал Синяку губу. Тот недовольно мотнул башкой:

— Чего ты мне в новую пасть руки поганые суешь!.. — Висюля на конце косы больно ударила Романа по носу.

С недавних пор Синяк для изменения имиджа завел новую прическу. Содрал он ее у американского актера Стивена Сигала.

Но с косой он стал больше похож не на супермена, а на немолодую мужеподобную индейскую женщину. Чтобы коса не висела без толку, к ее концу он привесил бронзовый амулет — кулак, и теперь, когда оппонент раздражал его, резко поворачивался, и клиент как бы невзначай получал по физиономии.

— Столом бы лучше занялся. Где салатики? — капризно спросил Синяк. — Где приклад, где харч?

— Салатики отпали, — не развивая тему, вздохнул Роман, рассматривая потревоженный нос в зеркале.

— Бухая, что ль? — сморщился Синяк.

— У нее вечером всенощная, — потупившись, защитил жену Иван. — Она отдыхает.

Синяк, разом поскучнев, завалился на тахту, выбив из нее пыль, ткнулся в раскрытый на кроссворде журнал.

— Жирный, из чего у меня шапка зимняя?

— Из нутрия.

— Не подходит. Четыре буквы надо.

— Тогда — нутр, — подсказал Ваня, вскрывая кильку.

— Или выдр, — уточнил Роман, отворачивая джину голову.

— Нутр годится, — кивнул Синяк, утомленно закрывая журнал и потягиваясь. В Германию пора ехать, а права ушли по утренней росе, по весеннему бризу. Иван, нарисуй права, будь человеком.

Иван растерянно обозревал праздничную снедь на письменном столе: три штофа с джином и три банки килек. Чего-то не то. Он почесал нахмуренный лоб.

— Сделай права… — канючил Синяк.

Иван обернулся.

— Чего? Какие еще права?.. Поди да купи.

Синяк перекинулся на Романа.

— Жирный, у тебя двое прав, сам говорил, поделись с товарищем. А Ванька их малёк подправит.

Роман полез в карман, достал права и кинул Синяку. Иван перехватил их на лету, вбил в глаз черную лупу и циклопьим оком впился в документ.

— Мня… Тушь старая… волыны много… сироп надо готовить. — Он вырвал увеличительный кляп из глаза. — Тебе когда ехать-то надо?

— Чем поздней, тем хуже, — проворчал Синяк. — А то — обнищал вконец.

— Тогда пойду сахар варить.

И Ваня вышел из комнаты.

Синяк включил телевизор — шла реклама женского белья.

— Кстати, Жирный, надо мне свою половую жизнь упорядочить. У тебя тетки приличной нет на примете?

Реклама кончилась.

— Надо подумать, — сказал Роман, забираясь на велотренажер «Кеттлер».