Записки хирурга военного госпиталя
Шрифт:
– Они с бронхитом у нас лежат, – подсказала мне медсестра, подавая глазами знаки ближайшим к их двери солдатикам, чтоб те прикрыли дверь в палату контрактников.
Стоявшие в строю парни, по-видимому, не так поняли ее просьбу и широко распахнули дверь в палату с контрактниками. Валяющиеся на кровати «контрабасы» разом повернули на скрип открываемой двери головы. И увидав открытую дверь, шеренгу больных и меня в белом халате и строгим лицом, вмиг осунулись и принялись надсадно кашлять и хватать открытыми ртами воздух, показывая всем, как они больны.
– Бедняги.
– Вы не верите, что они на самом деле больны? – насупилась медсестра. – Хотите взглянуть на их истории болезни?
– Нет! Не желаю, – сухо отрезал я. Затем еще раз пересчитал находившихся в строю солдатиков и поинтересовался у них насчет жалоб.
Жалоб не оказалось. Я распустил строй. Осмотрел в палатах температуривших пациентов, ими оказались срочники с гайморитами. Оставил свой след в их истории болезни и направился к выходу.
– Вы к нам ночью во сколько придете? – казенным голосом спросила напоследок медсестра.
– А когда обычно другие врачи к вам приходят?
– Кто как. Кто в час ночи, кто в два! А есть и такие, – тут она понизила голос до шепота и с заговорщицким видом продолжила: – что и совсем не приходят.
– Посмотрим, – с задумчивым видом ответил я, а про себя отметил, что отношу себя к тем, что «совсем не приходят».
На покрытой ночным полумраком, отдающей сыростью лестнице встретилась уставшая со слипшимися на лбу волосами уборщица. Она вялыми, но методичными движениями домывала пролет между третьим и вторым этажами. Работа, похоже, уже давалась ей с трудом: не ощущалось былого энтузиазма.
– О, а вы уже проверили терапию? – прервала она взмахи шваброй и тылом правой кисти оттерла со лба мокрую прядь. – Что-то быстро.
– А чего там сложного? – я замедлил движение и с удивлением посмотрел на уборщицу. – Построил, посчитал.
– Ну, не знаю, – женщина слегка улыбнулась, – иные врачи так проверяют, так орут, что на лестнице слышно.
– Орут?!
– Ну, да. Орут! У вас доктор есть, Павел Кузьмич, кажется он невринолог.
– Невролог, – поправил я. – Есть такой! Юное дарование!
– Невролог! – согласно кивнула собеседница. – Да, он заметно молод, но так орет, когда солдатиков строит. Так на них, бедных, кричит. Я на первом мою, а слышу, как он терапию на четвертом этаже проверяет. И всегда чуть не по часу!
– А что ж там можно так долго проверять?
– Да он все проверяет: матрасы переворачивает, в тумбочках роется, заставляет снимать неуставную одежду. Я же воду всегда в терапии набираю. С пустым ведром поднимусь на четвертый этаж, у них водой заполнюсь и мою! Потом в инфекционном уже, на втором этаже, меняю.
– И что? – мне стало интересно, и я остановился, чтоб послушать, как доктор Квашнин, он же Павел Кузьмич, застраивает солдатиков. С виду обычный рохля: постоянно опаздывающий на общебольничные конференции и с виноватым видом выслушивающий едкий разнос начальника. А тут, ба! Гроза военнослужащих
– А что? Ничего! Сначала всех построит, потом идет в палаты и начинает шерстить в палатах. Причем все швыряет на пол, а то и в коридор выбрасывает. А меня, как уборщицу, это очень коробит. Я пока воду в туалете наберу, он обязательно что-нибудь да выкинет. То трико какое гражданское, то кроссовки, то еще чего. А потом я ухожу, а через минут десять поднимается ор. А у вас как-то тихо все прошло.
– Ну, а еще кто из докторов так себя ведет?
– Да почти все. Вот кроме хирурга и травматолога. Те тоже как-то быстро обход делают. А иногда и вовсе не приходят. Или я просто их не вижу.
– И что, женщины-врачи тоже орут на солдат?
– Бывает. Ой, что-то я заболталась тут с вами, а дело стоит, – вдруг спохватилась уборщица и, разбрызгивая мутную воду, с остервенением сунула свою тряпку в стоявшее неподалеку ведро.
– Так все-таки кто из женщин-докторов кричит на солдат? – не сдавался я, едва увернувшись от потока грязноватых брызг, прыснувших из ведра.
– Ой, ничего я не знаю! – еще больше смутилась женщина и принялась со знанием дела тщательно отжимать тряпку, перестав смотреть в мою сторону. – Забудьте все, что я вам сейчас наговорила. Забудьте!
– Да ладно. Не переживайте вы так, – как можно мягче сказал я. – Уж доносить на вас точно не стану.
– Хорошо, доктор. Идите уже! Не мешайте работать! – не поднимая головы, быстро произнесла уборщица и, отработанным движением накинув отжатую тряпку на перекладину швабры, принялась с остервенением скоблить выщербленный местами мрамор.
– Строить будем? – традиционным вопросом встретили меня в инфекционном отделении. Свое, хирургическое отделение, располагающееся на третьем этаже, я намерено пропустил.
– А как же! – напустив на себя грозный вид, ответил я. – И строить, и тщательно рыться в личных вещах больных и постельном белье будем! И искать запрещенную гражданскую одежду стану! И домашнюю еду из тумбочек сейчас извлеку на свет божий! Давайте! Живо стройте всех больных на центральный проход!
– Да тут Павел Кузьмич позавчера дежурил, – взволнованным голосом ответила побледневшая молоденькая медсестра, – все как следует перетряхнул! Вряд ли вы после него что еще найдете.
– А я что, похож на человека, которому нравится рыться в тумбочках и под матрасами? – широко улыбнулся я и подмигнул опешившей девушке.
– Не знаю. Я вас первый раз вижу, – неуверенно ответила она и с усилием раздвинула тонкие, бескровные губы в жалком подобии улыбки. – Так вы и тумбочки будете проверять?
– Расслабьтесь. Ничего мне этого не нужно. Не собираюсь я рыться в чужом исподнем. Я, простите, в ваш госпиталь врачом устроился, а не ищейкой. Поэтому просто постройте личный состав, проверю бойцов и кто у вас под наблюдением. А что вы так на меня странно смотрите? – я перехватил недоуменный взгляд медсестры. – Да, я в самом деле не собираюсь устраивать обыск и демонстрировать свою значимость.