Записки иностранки
Шрифт:
"Дворец красавицы"— наиболее сохранившийся дворец Маракеша. Апельсиновый сад, фонтаны, отделка комнат и залов изумительной красоты – традиционный марокканский стиль. Дальше нас ждал музей Дар–Си–Саид (тоже бывший дворец) . На первом этаже: старинная одежда, ювелирные украшения, оружие. На втором – салон в мавританском стиле. Резная мебель и потолок из кедра. Что удивительно – во дворце Бахия туристов – не протолкнуться. А в Дар–Си–Саид никого не было, кроме нас и еще одной парочки. Очень хотелось щелкнуть увиденную красоту. В поисках служителей музея, наткнулись на старинный диван, в дальнем углу зала, застеленный какой–то
Очередной королевский дворец, к которому мы шагали долго и нудно был закрыт для простых смертных, а гулять по королевским садам Агдаля уже не осталось сил. Отдышавшись в кафе, решили просто бродить по улицам и добрели до Кутубии.
Эта мечеть 12 века, на равне с площадью Джема–эль–Фна, является символом города. Говорят, что золотые шары минарета в ясную погоду видны с расстояния 30 км. Много веков марокканцы верили, что отлиты они из чистого золота. На их изготовление пошли все украшения одной из жен султана Якуба аль–Мансура. Женщина отдала драгоценности в знак раскаяния за совершенный грех: во время Рамадана она выпила стакан воды…
7 вечера. Кто не ужинает дома, идет на площадь. Мы уже здесь, принюхиваемся к вкусным запахам. Очень интересно наблюдать, как официанты и повара обслуживая людей, успевают покушать сами – на ходу, буквально, на бегу! Молодцы!
На следующее утро, совершая прощальную ходку (куда глаза глядят и ноги ведут) , застряли в пробке. В затылок дышат люди, я тоже дышу впереди стоящим, осел ревет от страха, водитель трактора машет руками, туристы щелкают мыльницами, женщины прячут лицо – прощай, Вавилон.
Ты был щедр на свои чудеса. Ты был добр и экстремален, где–то агрессивен, иногда – настораживал, волновал, смешил, раздражал, удивлял. Красные стены твои – не кровь, не гранатовый сок. Это сухая острая паприка, щедро посыпанная сверху божественным провидением. Маракеш – город с перцем. Сначала чихаешь во все легкие, потом слезятся глаза от остроты, если турист привыкнет, то не сможет жить без этой приправы.
Так прощай, Вавилон! А может быть, до скорой встречи…
…Если собрать в один мешок все эмоции и чувства, которые посещали нас на протяжении пути, там окажется одна большая эмоция, и тысяча мелких.
Мелкие – плохие и хорошие, словно стекаются узкими и широкими ручейками к бурному морю – Восторгу. Это ощущение страны пришло не сразу.
Марокко исподволь или в наскок покоряет. Энергетика страны – шквал бурного океана, который окатывает вас волной, сбивая с ног. И ваш выбор – встать и засмеяться, ощутив кайф жизни, или отплевываться каждый раз, не чувствуя красоту и радость этого бешеного океана.
… Мне даже не стоит закрывать глаза, чтобы вспомнить…
И фотографии – лишь малая толика того счастья, которое изо дня в день ищут люди.
К чему они? Если главная память – в сердце.
Жалею лишь об одном – слишком мало марокканской мяты привезли мы с собой из путешествия. И еще о том, что не успела задать вопрос одинокому "художнику" в кафешке Эссуэйры… Он исчез так же неожиданно, как и появился…
Может, он рассказал бы мне, почему так сладко горчит берберский чай, и что это за драгоценная потеря, которую он ищет в Эссуэйре на протяжении все своей долгой жизни? Ищет, и не может найти…
…и
Глава 12.
ОДНА СЛУЧАЙНАЯ ЗИМА
Почему "свинарники" в Сирии меня не раздражает?
Утром в пятницу мы вышли на улицу и погрузились в пустоту.
Ехали в такси по странному городу, закрытому на все замки, двери и окна. Как будто люди исчезли из Алеппо. Он огромный, старый, обшарпанный. И пустой.
Пятница. Святой день на востоке – всенародный выходной. Рынки и магазины закрыты. Абсолютно все закрыто! Ни одной живой души на улицах. Лишь дворники то там, то здесь лениво двигают метлами. Таксист сделав большой крюк (чтобы содрать с нас денег) подвез к Цитадели Халеба.
13 век. Огромная крепость, с крыши которой открывается панорама на город. К Цитадели стягивались туристы, было даже несколько русских с профессиональными фотоаппаратами.
Когда попадаешь из морозных зимних дней в солнечный весенний денек, теряешься. Ветерок слабо треплет листья оливковых деревьев, солнце припекает, просторная смотровая площадь старинной крепости. Хочется стоять и зафиксировать это ощущение простого человеческого сиюминутного счастья. Или гармонии.
Не понимаю, почему мне так нравится эта грязная, хаотичная страна? Мы сели в доисторический полупустой автобус для бедноты. Старый и пыльный. Ехали по сонному городу. Любовались зимнем Халебом. В автобус заходили обычные сирийцы – женщины в хиджабах с детьми в свитерах, старики–рабочие, мужчины–рабочие в замусоленной одежде. Никакого лоска. Когда муж не смог пробить билет в хитром сирийском компостере, из конца автобуса подошла девчушка и помогла ему справиться с нелегкой задачей…
Никакой агрессии со стороны местных к себе не испытали. Только улыбчивое любопытство.
4 часа в автобусе Алеппо–Дамаск. Под вопли телевизора, полоща горло ледяной водой, сделав одну остановку, (на которой я порадовала местных мужчин мини–стриптизом, когда сняла дубленку, отправившись в туалет) мы домчались в столицу Сирии.
При подъезде к рынку сразу видно, что это рынок – кругом грязь, ошметки, шкурки, продавцы и покупатели.
Сук эль Гхель – это продуктовый рынок. Даже бедуины привозят сюда на продажу домашний сыр, сметану и молоко. Тележки, вернее – телеги с фруктами и овощами и всякая бесчисленная снедь. Пройдя чуть левее, заходишь в старый обшарпанный рынок с запчастями для машин и прочими деталями для стройки и починки всего–всего.
Темные сводчатые потолки, кованные старинные лампы–люстры, мужчины жгут мусор в железных бочках и греются рядом, кажется мы в 12 веке. Женщин не видно. Еще один поворот — выходим к мечети Омейядов. На площади перед мечетью сотни голубей кормятся просом, тут же продавцы зерен сидят на шатких стульях, бегают дети, разгоняя в бурном восторге птиц. Кучками стоят мужчины, общаются, разглядывают приходящих и уходящих. Напротив мечети — вещевой рынок Хамидийе. Те же сводчатые потолки, та же темнота, потоки людей в разные стороны, отовсюду любопытствующие глаза.