Записки истребителя
Шрифт:
Гибель Мотузко произошла не столько вследствие его ошибки, сколько из-за ошибки других. Его сбили в конце сражения. Еще задолго до боев под Яссами Мотузко стал моим ведомым, в паре с ним мы сделали сто четырнадцать боевых вылетов. На этот раз меня срочно вызвали на командный пункт вышестоящего командира. Когда я вернулся оттуда, очередная группа истребителей находилась уже в воздухе. Мотузко полетел с другим ведущим. О слетанности вновь составленной пары не могло быть и речи: это были два разных человека, два различных характера. Фашисты превосходили наших в количестве.
В этом случае было нарушено золотое правило о слетанных парах истребителей.
Менее опытные летчики оказались сбитыми из-за своей неопытности, чаще всего вследствие недостаточной осмотрительности в воздухе. К неопытному летчику "мессершмитт", как правило, подбирался незамеченным, и атака его становилась неотразимой.
Так был сбит Андросенко. Он выпрыгнул на парашюте и приземлился на нейтральной полосе. Укрывшись в воронке, летчик решил ждать до темноты.
– Воронка большая, и я устроился удобно,- рассказывал он после.
– Лежу, смотрю в сторону противника - за своими чего же смотреть? Вдруг сильный удар по голове. Очнулся в нашей траншее. Солдаты думали, что приземлился немец, и попытались захватить в плен. Конечно, предварительно стукнули по голове.
Андросенко не видел "фокке-вульфа", который сбил его самолет. Он почувствовал лишь, как полетели осколки разбитого стекла от приборов, увидел, как загорелся бензин.
– А ведь я тоже гнался за фашистом, - говорил Андросенко.
– Еще бы пять секунд - и срубил бы его.
– Целишься в одну точку, а смотреть должен за всем небом, - поучал Егоров.
– Теперь уж буду смотреть. В другой раз так просто они меня не возьмут. Эту науку я начал понимать...
НА ЛЬВОВСКОМ НАПРАВЛЕНИИ
Ничто так не бросает человека из края в край, как война. Утром были в Румынии, вечером уже под Львовом. Видимо, скоро предстоят бои на этом направлении.
Скоро... Оказалось скорее, чем я предполагал. На следующий по прилете день, 14 июля, рано утром полк был построен под боевым знаменем. Читали обращение Военного совета 1-го Украинского фронта о наступлении. Обращение призывает войска к полному освобождению Украины, чтобы ускорить разгром ненавистного фашизма. Но как волнуют, трогают за сердце и поднимают эти слова! В коротких выступлениях летчики и техники клялись, что не пожалеют сил, но задачу выполнят...
Летчики расходятся по эскадрильям. Техники осматривают самолеты, радисты проверяют настройку передатчиков. Тишина. Но не та гнетущая, что давила перед сражением на Курской дуге, когда ты не знал, в какой миг она взорвется, а тишина, вселяющая бодрость, уверенность. Пусть ты волнуешься, отсчитываешь минуты до начала боя, но у тебя нет чувства подавленности, рождаемого неясностью положения. Начнем мы, и начнем в точно определенное время...
И вдруг гром на десятки километров. Бьет артиллерия. Вскоре пошли бомбардировщики. Их колонны, казалось, заполнили все небо.
Мы выполняем задачу прикрытия, но авиация противника
Фашисты считают более благоразумным спасаться бегством. Что ж, бегите, это очень знаменательно - от хорошей жизни не побежишь.
Первый день наступления не сохранил в моей памяти каких-либо ярких боев. Немцы были морально подавлены. Один "фокке-вульф" до того запаниковал, что забыл, где лево, где право, и пришел на... наш аэродром.
Но это в воздухе. На земле же враг более упорный.
Два напряженных дня войска фронта пробивали брешь в его обороне. Гитлеровцы бросали в контратаки танки, пехотные соединения. Два дня колебалась чаша весов.
Поле на направлении главного удара сплошь покрылось темными пятнами воронок. Но на третьи сутки фашисты не устояли. Оборона их лопнула, и наши механизированные части вышли на оперативный простор.
С вводом в Прорыв подвижной группы фронта мы перешли на ее прикрытие. Наша задача - не допустить, чтобы группа оказалась под бомбовым ударом врага.
Танки рвутся вперед, сметая вражеские заслоны, обходя отдельные укрепленные пункты немцев. Определить нахождение передовых отрядов с воздуха можно лишь по вспышкам снарядов да но возникающим пожарам. Если же танкисты продвигались без сопротивления, задача их обнаружения усложнялась еще больше.
Тогда приходилось прикрывать определенный район.
Это обстоятельство сильно затрудняло действия истребителей. Но вот в танковые части начали направлять авиационных офицеров с радиостанциями, и положение наше сразу улучшилось. Имея постоянную радиосвязь, мы также передавали танкистам ценные для них сведения о противнике.
Во второй половине июля наши подвижные войска подошли к Рава-Русской и Перемышлю. Львов еще у противника, но он окружен, и судьба его предопределена.
Нам поручили прикрытие бомбардировщиков, которые наносили удары по железнодорожным узлам и мостам.
Погода в эти дни стояла облачная. Кучево-дождевые облака то свисали до земли, то поднимались до трех - пяти тысяч метров. Наблюдение за воздушным пространством ограничивалось. Полет в облаках походил на полет в ущелье причудливо нависших и постоянно изменяющихся серебристых отвесных обрывов. Встреча с самолетами противника была чаше всего неожиданной, а воздушный бой состоял, как правило, из нескольких атак.
Из этих дней запомнился один случай. Однажды оторвавшийся от группы молодой летчик соседнего полка, выскочив из-за облака, увидел, как два "мессершмитта" навалились на нашего "лавочкина". Истребитель последовал на помощь. Стремительно атаковав одного фашиста, он длинной очередью зажег его самолет. Второй ""мессершмитт", боясь разделить участь товарища, поспешил скрыться. Так как ориентировка молодым летчиком была потеряна, ему пришлось следовать за "лавочкиным" до аэродрома его посадки. Велико же было удивление летчика, когда из "лавочкина" вылез пилот в иностранной форме и быстро направился к своему спасителю.