Записки из чемоданаТайные дневники первого председателя КГБ, найденные через 25 лет после его смерти
Шрифт:
Я спросил, откуда у него данные о том, что он директор ракетного завода. Бежанов ответил, что к нему поступило письмо без подписи, поэтому уверенности нет.
Через несколько минут ввели в комнату верзилу 2-метрового роста, лет 45–46. Я ему предложил сесть, а Бежанову сказал, чтобы он вышел.
Я это сделал умышленно, так как думал, что Бежанов ему за 5 дней надоел, и, кроме того, если немец 5 дней твердил «нет», то и сейчас ему будет трудно занять другую позицию. Бежанов недовольно поднялся и ушел.
Немец понял, что я какой-то начальник, правда, у меня и на погонах было <по> три звезды.
Первым вопросом моим был: «Ну, рассказывайте, кто вы и что вы?» Немец отвечает: «Я — директор локомобильного завода
Тогда я ему сказал, что мне все о нем известно, а посему есть предложение: может ли он разыскать специалистов своего завода и в течение двух недель собрать мне из имеющихся запчастей в горе 15 штук ФАУ-2? Если не может, то я найду другого человека.
Когда ему переводчик с большим трудом перевел смысл моего предложения (он не знал технических слов), немец вскочил на ноги, вытянулся по-военному и, щелкнув каблуками, громко сказал: «Яволь!», т. е. «Точно!». «Согласен!» или что-то в этом роде.
Я внутренне удивился столь быстрому обороту дел, но подумал, что немец есть немец, его сбило мое дополнение, что найду другого, и он пошел сразу на все.
Я сказа! переводчику, чтобы позвал генерала Бежанова. Когда тот вошел, я ему сказал, а переводчику сказал, моргнул: «Переводи!»:
«Завтра утром, — показывая на немца, — освободить из тюрьмы, дать автомашину, сотрудника в гражданской форме, владеющего немецким языком, и помочь ему разыскать нужных людей для работы на заводе». Когда переводчик переводил, немец кивал головой. Тут же сказал, чтобы ему дали особнячок.
Затем, когда я сказал, что он должен за две недели собрать 15 ракет, то он встал и начал что-то говорить. Переводчик мне сказал, что он просит генерала дать на сборку 15 ракет не 2 недели, а три, так как не знает, соберет ли людей.
Я на него строго посмотрел и говорю: «Спорить будешь, так я заставлю это сделать в 10 дней вместо двух недель». Немец замолчал.
Затем я его спросил, где семья. Он сказал, что жена и двое детей находятся в американской зоне. Я спросил, что, если он напишет письмо, то они к нему приедут, он ответил отрицательно, так как ему не поверят, зная, что русские заставили его написать. Тогда я решил еще более расположить его на свою сторону и спросил с серьезным видом: «А, может быть, сами за ними съездите, когда немцы будут собраны на сборочном заводе?»
Он раскрыл от удивления глаза, а затем, подумав, сказал: «Я сначала выполню ваше поручение, а затем попрошу кого-нибудь из немцев привезти их сюда». Ну, я уже понял, что дело сделано.
На прощание я ему пожал «лапу» размером с две моих руки и сказал: «Чтобы на заводе был порядок с соблюдением полной секретности, что делаете», и добавил: «Приеду через две недели принимать ФАУ-2» [353] .
Когда его увезли, я тщательно проинструктировал Бежанова по всем вопросам работы этого «завода» и наблюдения за директором.
353
Серов в данном случае действовал в полном соответствии с постановлением Совмина СССР № 1017419сс от 13 мая 1946 г., в котором говорилось: «Обязать заместителя Министра внутренних дел т. Серова создать необходимые условия для нормальной работы конструкторских бюро, институтов, лабораторий и заводов по реактивной технике в Германии (продовольственное снабжение, жилье, автотранспорт и др.)». Всего на территории советской зоны оккупации было налажено четыре завода по производству компонентов и сборке ракет Фау-2 (они же — А4): на заводе № 1 в Зоммерде (Эрфурт) производились корпуса ракет, завод № 2 «Монтанья» в Нордхаузене занимался ракетными двигателями, завод № 3 в Кляйн-Бодунгене — технологией
После Тюрингии были в Дрездене. Там Хрущев запросился в зоопарк. Поехали туда. Вначале ходили, все нормально. Потом, когда Хрущев увидел громадное количество зверей и животных, то начал мне говорить: «У нас из Киевского зоопарка немцы вывезли всех этих зверей и животных». Я слушаю его.
Затем подходим к слоновнику, и тут Хрущев говорит: «Вот этот слон, — показывая на самого громадного, — вывезен от нас из Киева». Ну, я ему говорю: «Ну, так заберите его!» Хрущев: «Спасибо!» Подходим к жирафам, он опять указал на двух красивых: «Это тоже киевские». Затем стал уже подряд указывать на зверей, заявляя, что это киевские.
Ну, я вижу, у него аппетит пришел вовремя, и говорю: «Отберите, что нужно дли киевского зоопарка, выделите своего человека, и пусть отправят поездом отобранные экземпляры в Киев».
Хрущев повеселел, тут же дал команду Старченко, у которого нашелся нужный человек для этого дела. Я приказал коменданту Дрездена, который ходил с нами, выделить вагоны и назавтра отправить…
Ну, я в этом вопросе считаю, что правильно поступил. Несомненно, немцы из наших городов вывезли сотни всяких животных, поэтому надо восполнять паши зоопарки…
В Берлине я написал донесение в Москву о том, что организую сборку ракеты ФАУ-2. На следующий день вызвал Королева и других советских инженеров, рассказал об этом и просил связаться с Бежановым и включиться в эту сборку, в том числе и Греттрупа [354] . Помню, Сергей Павлович Королев сиял, узнав, что представится возможность участвовать в сборке ракеты.
Июнь
Прошло около двух недель, и я предложил генералу армии Соколовскому В. Д. поехать в Тюрингию и посмотреть этот завод, и в том числе — работу двигателя ФАУ-2 на стенде в горах. Мне не раз Бежанов докладывал, что дело идет успешно, и я почему-то был уверен, что немец не подведет.
354
Гельмут Греттруп — специалист по ракетным системам управления, был одним из ближайших сотрудников В. фон Брауна. Вместе с другими специалистами он находился в руках у американцев и должен был отправиться в США, однако через свою жену он связался с советскими представителями и заявил, что при условии сохранения ему полной свободы он готов начать сотрудничество с русскими. Ему организовали побег. Согласно воспоминаниям Б. Е. Чертока Греттруп «скептически отозвался о немецком контингенте нашего института — „Рабе“, кроме Магнуса и Хоха». Греттруп был одним из руководителей работ по восстановлению производства Фау-2 в Германии, а затем выехал в СССР, где работал до 1953 г.
С Василием Даниловичем мы рано утром выехали, часов в 11 были около завода. Выйдя из машины, я сразу направился в проходную будку, Василий Данилович — за мной. Переводчик у Соколовского был неважный.
В проходной нас, несмотря на наши погоны и звезды на них, остановили два здоровых немца, загородив дорогу. Я переводчику моргнул, чтобы он сказал, что это главнокомандующий и его заместитель. На немцев это не произвело впечатления.
Я Соколовскому, смеясь, объяснил, что, видимо, мой инструктаж о необходимости соблюдать секретность здорово подействовал на «директора». Переводчику мы сказали, чтобы немцы по телефону вызнали директора.