Записки из чемоданаТайные дневники первого председателя КГБ, найденные через 25 лет после его смерти
Шрифт:
Видимо, там застудили руки и ноги (обморозил), его положили в больницу, началась гангрена, и ему «рубанули ноги» и три пальца. Ну, в таком состоянии через полгода его выпустили.
Обращаясь ко мне, он спрашивает, что же ему оставалось делать, он лишился «профессии». Ведь раньше он как делал?
«Приду в Большой театр на первое действие, в антракте в буфете присмотрюсь, у кого толстый кошелек, постою 5 минут возле него в очереди, забираю у него кошелек и ухожу домой. И так раз или два раза в неделю схожу в театр, и жил „кум королю“. Иной раз попадалось, что брал 2–3 тысячи рублей за два приема. Выйдя
Если завод был оборонный, скажем, танковый, то он говорил танкист, что при штурме Берлина фашисты подбили танк, он горел, и отняли ноги и пальцы. Если артиллерийский завод называл, то говорил, что он артиллерист и т. д. Для большей убедительности называл имя и отчество директора завода, что он туда собирается съездить, и в конце беседы просил 2–3 тысячи денег для содержания семьи.
Ни один нарком ему не отказывал, а наоборот добавляли. Ни один нарком не спрашивал у него удостоверения. Таким образом, он уже обработал 12 наркоматов и два десятка ведомств.
У него была феноменальная память. Он мог подробно описать каждого наркома и его особенности. Так как я всех наркомов знал, то убедился в правдивости его слов.
В последнем случае он был у наркома Максарева, и после того как вышел, заболтался в приемной, а нарком позвонил в милицию с просьбой проверить, так как ему показался он подозрительным, и его задержали. И тут, как он говорит, спьяна допустил ошибку. Пошел к Максареву — это уже во второй раз, что и показалось ему подозрительным.
Рассказывая далее, он сожалел, как его все хорошо принимали, а «нарком Малышев Вячеслав Александрович сам на руках внес в кабинет. Хороший человек!» — умилился вор…
Я спросил: «Где Звезда Героя?» Он ответил, что один раз была у него подделка, но плохо сделана, поэтому oн не стал носить, чтобы не попасть. А когда спрашивали некоторые, почему не ношу, то я скромно отвечал, что в таком состоянии, без ног, не хочу компрометировать Звезду Героя. Одним словом, все получалось логично. В конце он рассказал, что «был в Киеве, получил квартиру с помощью секретаря московского горкома партии тов. Попова Г. М., который меня отправил из Москвы бесплатно на самолете и позвонил в Киев, чтобы дали квартиру. К сестре не заходил».
Закончив допрос, я проверил, в том числе и жену, и обо всем этом, с указанием фамилий наркомов и руководящих должностей, написал в ЦК. Все же это не обычный случай, быть такими доверчивыми. Правда, к военным все относились очень хорошо.
Через пару дней ко мне затрещали звонки наркомов. «Иван Александрович, это не так было, как ты пишешь».
Я сперва не сообразил, о чем речь, так как я наркомам не писал. Оказывается,
Я насторожился, думая, что, может быть, этот жулик и наврал что. Я спрашиваю: «А что не так было?» Отвечает: «Во-первых, я его не принимал и денег не давал, во-вторых, принимал мой зам., oн же и давал деньги, в-третьих, дали ему не три тысячи, а только две».
Я вижу, что поправки «существенные», и спрашиваю: «А ты-то его видел?» — «Да, видел, только две минуты и отсылал к заместителю».
Спрашиваю: «Заместитель по твоему указанию давал деньги?» Отвечает: «Я сказал помочь, а сколько он дает, я нe знал».
«Так, — спрашиваю, — в чем же не так было?» Смеется и говорит: «А здорово ты сделал» и добавляет: «А Малышев-то на руках внес!»
Одним словом все, кроме Максарева, были согласны, ну, а тот позвонил и говорит: «Не давал денег и сразу позвонил в милицию». Ну, возможно это и так, но у него, т. е. у жулика, при обыске обнаружили 2 тысячи рублей. Видимо, все-таки ему деньги дали.
Еще обижался Попов Г. М., и то, почему упомянул его, но я не мог же по выбору в ЦК докладывать.
Стали поступать ко мне данные, что в Москве развелось очень много девиц легкого поведения, которые не дают проходу мужчинам у основных московских гостиниц, особенно на центральных улицах.
Я выбрал время после 12 часов ночи и приказал работникам уголовного розыска задержать десяток таких девиц, с тем чтобы допросить и сделать соответствующие выводы, как с ними дальше поступать.
Позвонил зам. генпрокурора генералу-лейтенанту юстиции Вавилову* и договорились, что к 2 часам ночи подъедем на Петровку и допросим.
Когда стали вызывать этих девиц, то мы были удивлены тем, что некоторым из них было не более 16–17 лет, и они без стеснения разговаривают и приводят примеры о мальчишках, их друзьях 13–14 лет.
Рассказывают о легкой жизни, о болезнях и т. д. Все шло нормально. Вдруг вводят женщину лет 30, беременную на 7-м месяце. Меня Вавилов под столом толкнул ногой, мол, недоразумение. У нее в руке хозяйственная сумка с продуктами, маслом и т. д.
Стали допрашивать, она со скромным видом и возмущением говорит, что не знает, за что ее задержали, что она замужем за кандидатом наук МГУ, что живет в Кунцево и т. д.
Тут Вавилов уже почувствовал, что явная ошибка. Я вышел и спрашиваю у сотрудника, как она сюда попала. Тот докладывает, что он ее и раньше знал и сейчас задержана у гостиницы «Москва».
Вернувшись, мне Вавилов говорит: «Ну вот, я вроде все выяснил, нужно отвезти ее на машине в Кунцево».
Ну, я тогда уже, улыбаясь, спрашиваю у беременной, занималась ли она раньше таким делом? Отвечает, занималась. Тогда я задаю второй вопрос, а чего она на ночь глядя (ее задержали в 12 ночи) пришла к гостинице «Москва»? Она засмеялась и говорит: «Вы знаете, когда мимо иду, даже по другой стороне, так и тянет туда зайти, авось, что и выйдет. Вот так и сегодня получилось».
Ну, после такого разъяснения и Вавилов успокоился, что ошибки не произошло. Ну, машину я приказал дать ей, но спросил, как она объяснит столь позднее прибытие домой? Она показала на хозяйственную сумку, где были продукты, и сказала: «Это меня выручит».