Записки из Чистилища
Шрифт:
Штукатурка на стенах шелушилась и отваливалась кусками на землю. Не дай Бог, кто окажется на пути этого падающего листочка безумия – мало не покажется…
Я вопросительно посмотрела на доктора, молча указав свободной рукой на частично замазанное зловещее приветствие.
– Да это один из хронов умудрился оставить по себе вечную память. И как могли не заметить, чем он занимался здесь несколько дней подряд – не ясно.
– А что, больных выпускают гулять без надзора? – радостно удивилась я.
– Не всех
«У-у-у-у…» – проскулила я про себя. Но тут же себе закрыла рот: «Сама сюда напросилась. И вообще, это – не навечно» …
Тяжело вздохнув, я пошла со своими спутниками дальше.
Входная дверь поддалась, хоть и с зубовным скрежетом, но довольно легко. Через маленький тамбур, едва вмещавший одного человека за раз, находились вторые двери. Тоже металлические, и точно такие же визжащие. Я тогда подумала, скривившись от этой какофонии: «Неужто нельзя их чем-нибудь смазать?». И лишь попав на отделение, узнала, что скрип этот не устраняют преднамеренно: если охранник друг задремлет, а какой-нибудь особо шустрый постоялец этих чертогов попытается ускользнуть на волю, они выдадут беглеца своим скрипом.
После двойных металлических стражей мы попали в небольшой, примерно 5 на 2 метров холл с рядами металлических стульев, привинченных к бетонному полу огромными болтами. Справа от этих сидений располагался собственно сам Приёмный покой, войдя в который, я распрощалась с доставившими меня членами психиатрической «Скорой».
У меня забрали всё, что коим-либо образом напоминало удавку: пояс от халата, вытащили длинный шнурок из нижней кулиски спортивной куртки. Мне сказали, чтобы я переоделась в то, что я привезла с собой из одежды и сдала то, в чём прибыла на хранение в больничный гардероб.
За телефон и сигареты сказали, что это в ведомости старшей медсестры отделения, куда меня сейчас сопроводит санитарочка – далеко не мелкая по размерам тётечка ближе к пожилому, чем к молодому возрасту.
В стене, противоположной к двери, была встроена кабинка вахтёра с окнами из пуленепробиваемого стекла и «вертушка», которую этот самый вахтёр открывал-закрывал, нажимая на заветную педаль в полу.
Левая относительно входа стена поглотила маленькое окошко для приёма передачек для особо тяжёлых пациентов, которые либо не могли ходить, либо которых не выпускали из-за их буйного поведения.
Под присмотром нового конвоира я отправилась через вертушку вначале по длинному узкому и какому-то смрадному коридору, а затем – по начавшим рассыпаться бетонным ступеням лестничного пролёта на третий этаж.
На лестничной площадке третьего этажа нас встретила ещё одна бронированная стена с узкой металлической дверью, по центру которой был врезан глазок. Сбоку находилась кнопка обычного электрического звонка. Нянечка трижды нажала на неё: два коротких и один длинный звонок. «Ого, похоже, их обязывают заучивать морзянку», – усмехнулась я про себя.
Нам открыли дверь, и проглотившее меня, ставшим на время родным, 13-е женское отделение, начало медленно со смаком переваривать свою новую жертву в моём лице.
Едва я успела перешагнуть порог этой обители печали, как за мной лязгнули вначале сама дверь, а спустя секунду – замки и засовы. Я не выдержала и, повернувшись к сопровождавшей меня санитарке, вымолвила:
– Как
– Гораздо хуже и страшнее, – возразила мне проходящее мимо меня существо в полинявшем халате и раздолбанных шлёпках на босых ногах предположительно женского пола. Хотя стрижка скорее всего соответствовала мужским стандартам красоты.
– Почему? – на полном автомате поинтересовалась я.
– Тамбовцева, проходи к старшей медсестре. После пообщаешься с Мавкой – время у вас будет предостаточно, – бесцеремонно оборвала меня нянька, повернув при этом за плечи лицом к посту медсестры и слегка подтолкнув меня вперёд.
Мне ничего не оставалось делать, кроме как подчиниться. В самом начале коридора, в нише у двух зарешёченных окон вдоль трёх стен тянулись ряды из 6-7 металлических же стульев, наглухо, как и на первом этаже, вцементированных в пол. На углах стояли два небольшие стола. Я решила, что это- столовая отделения, но после оказалось – место для приёма гостей. В приёмные дни здесь проходили свидания с посетителями – редкими родными и ещё более экзотическими друзьями, не позабывшими страдальцев.
Позже я обнаружила ещё один тупичок – уже с небольшим диванчиком и парой промятых с вытертыми и залоснёнными подлокотниками кресел, между которыми стоял вполне себе «нормальный» журнальный столик. Как уверяла больничная администрация, все это «богатство» вкупе с доисторическим телевизором, подарили отделению благодарные родственники – спонсоры. Но мне сдаётся, что имя их – Помойка.
Пройдя этот карман, я упёрлась в отгороженный медицинский пост – почти такой же, как и в любом стационаре. За исключением того, что стекло было бронебойным, а на столе со стороны персонала под колпаком была прикручена тревожная кнопка вызова санитаров. Это не такие бабулечки – божьи одуванчики, а громадных габаритов и недюжинной силы мужики. Двое из этих красавцев стояли у дверного проёма ближайшей к выходу из отделения палаты.
Вскоре я узнала, что палатам в этом богоугодном заведении дверей не полагалось априори. Исключительно ради безопасности самих же пациентов. Подойдя к открытому окошку медпоста, за которым сидела сухопарая женщина в белом накрахмаленном колпаке и в белом же халате с выражением Леди Абажур на некогда миловидном лице, я передала ей свою историю болезни. Всё это время за каждым моим движением неотрывно следили оба дяденьки у ближайшей палаты.
Дежурная медсестра, которой в тот день была старшая медсестра, меня зарегистрировала. Узнала курю ли я. Когда я ответила утвердительно, она приказала отдать ей мои сигареты, подписав на блоке мою фамилию и сказала, что выдавать будут каждый день по 5 штук на день. При условии не нарушения режима.
Если же я буду плохой девочкой и этот самый режим нарушать, меня этого вредного для здоровья удовольствия будут лишать. Вообще. Сроком как минимум на сутки. Я сделала скорбное выражения лица и в глазах моих взметнулся пожар страха, граничащего с ужасом.
На самом деле мне хотелось истерически расхохотаться: к курению я относилась почти нейтрально. Но не дышать же чужим дымом? Вслед за блоком сигарет у меня забрали сотовый – тот, который я не стала прятать – дешёвенький. Медсестра сказала, что для звонков родным и друзьям каждый день выделяются полчаса, а по выходным и праздникам – целый час после ужина. «Уже неплохо» – пронеслось у меня в голове.