Записки из Города Призраков
Шрифт:
– Послушай, я не думала, как строить наш разговор, – признаюсь я. – Вообще об этом не думала.
– Что ж, сейчас поздно говорить об этом. – Он вылезает из автомобиля, обходит его, открывает мою дверцу. Я наблюдаю, как бугрятся мышцы под его белой футболкой. – Вылезай, Тайт. Мы уже здесь. И сейчас прижмем эту девку к стенке. – Мачо Остин Морс, как и всегда. Странное дело, но мне сразу становится легче. Я опускаю на землю подгибающиеся ноги.
Мы идем по длинной подъездной дорожке к большому трехэтажному, с широкими окнами дому Джонсов, застывшему и молчаливому.
– Я прикрою тебе спину, Оливия. – Он целует костяшки моих пальцев мягкими губами. – Серь-езно. Дай мне знать.
Я глубоко вдыхаю, нажимаю на кнопку звонка, слышу, как ручка с другой стороны двери поворачивается, словно кто-то стоял там, поджидая нас, зная о нашем прибытии. Дверь открывается. За ней хрупкая темнокожая девушка с большущими, в пол-лица глазами, в балетках – розовых, я уверена, хотя и не различаю цвета, серых, но чуть светлее желтых и потемнее белых, да и кремовых.
– Резиденция Джонсов, – говорит она хорошо поставленным голосом, в котором есть что-то от робота.
Я колеблюсь, смотрю ей на ноги. Она стоит в четвертой позиции: правая ступня перед левой, повернута под невероятным углом. Определенно робот.
Остин первым нарушает паузу.
– Мы ищем Мариэтту. – Он говорит спокойно и уверенно, очень красивый парень, прикрывающий мне спину.
Девушка вскидывает брови, приподнимается на мысках, отчего ее тело вытягивается в струнку.
– По какому поводу? – спрашивает она, опускаясь на пятки.
– Мы ее друзья, – без запинки отвечает Остин.
– Гм-м-м… – Девушка ухмыляется. – Я в этом очень сомневаюсь.
– Это еще почему? – спрашивает Остин.
– Потому что у Мариэтты нет друзей.
Короткая неловкая пауза.
– Послушайте, – говорю я. Мое нетерпение нарастает. Я наблюдаю, как двигается ее маленькое, идеальное тело: она словно разминается перед балетной репетицией. И это раздражает. – У нас есть общие музыкальные интересы, понимаете. – Я приближаюсь на шаг к двери, заглядываю в прихожую: большое зеркало, длинный чистый уходящий коридор, никаких семейных фотографий, край сверкающего «Стейнвея» в гостиной, видимый с того места, где я стою. – И мне нужен ее совет по одному музыкальному произведению, которое я скоро должна сыграть… для прослушивания… в Джульярде. – Я прикусываю губу, надеясь, что она не разглядит ложь на моем лице.
Именно в этот момент из дома донесся шум. Появились девичьи пальцы, ухватившиеся за перила лестницы. Чистые, с отменным маникюром. И это все, что я смогла разглядеть. Остальное пряталось в тени.
– Я не знаю, кто вы, и разговаривать с вами мне неинтересно, – железный голос Мариэтты разносится по большому дому. – Закрой дверь, Аннабель. Я отдыхаю. – Пальцы исчезают. Дверь наверху захлопывается.
Аннабель уже собирается закрыть входную дверь. Мы с Остином одновременно протягиваем руки, чтобы остановить ее.
– Вы ее сестра? – спрашиваю я.
– Да. – Она упирается большим
– Вы отлично танцуете. – Я обаятельно улыбаюсь ей, решив попробовать новую тактику. Из дома тянет мягким цветочным ароматом, к которому примешивается что-то металлическое, дезинфицирующее. – Вы собираетесь поступать в Джульярд?
– Возмо-о-ожно… – Она склоняет голову набок и смотрит на меня, руки подняты над головой, пальцы вытянуты. – Но если вы пришли, чтобы спросить Этту о Джульярде, она определенно не станет с вами говорить.
– Почему? – спрашиваю я.
– Да, – поддакивает стоящий рядом со мной Остин. – Или, учась в Джульярде, она теперь выше того, чтобы общаться с обычными людьми?
Аннабель в открытую смеется над нами, словно подчеркивая, какими жалкими она нас на-ходит.
– Врете вы отвратительно. – Она делает еще один пируэт, на этот раз оторвав правую ногу от пола на шесть дюймов и грациозно изогнув на удивление мускулистую спину. – Если бы вы действительно были ее друзьями, то знали бы, что в Джульярд ее не приняли. – Она щурится, усмехаясь. – В старшей школе она сломала девушке пальцы. Еще одной пианистке. Перед началом занятий в выпускном классе.
Мы с Остином ошарашенно переглядываемся. В чистом виде вредительство.
– И она украла у другого парня ингалятор. Он даже не был пианистом. Играл на скрипке. Просто ей не нравился. Он чуть не умер. – Аннабель складывает руки на груди и ухмыляется. – И знаете что? Ингалятор все время лежал в ее рояле. Глупо.
– Вау, – качает головой Остин. – Она совсем ку-ку.
– Вы не понимаете, – говорит Аннабель, – и не поймете. – Она вновь начинает прикрывать дверь перед нашими носами. Остин вновь вытягивает руку, чтобы остановить ее. Она пытается захлопнуть дверь, но он сильнее.
– Подожди, поговори с нами. Почему мы не понимаем?
– Ах-х! – Она оставляет попытки захлопнуть дверь. Быстро оглядывается, потом выходит на крыльцо, прикрыв дверь за собой. Моргает от яркого солнца, прикрывает глаза маленькой ладошкой: даже этот обычный жест выглядит грациозным. На крыльце, в солнечном свете, она выглядит еще моложе. – У нас нет выбора, ясно? Вы представить себе не можете, какая она, жизнь с нашими родителями… – Она настороженно оглядывается. – Мы должны быть лучшими, – продолжает она, понизив голос, – или придется пенять на себя.
– Аннабель! – доносится из глубин дома громкий злой мужской голос.
Аннабель подпрыгивает.
– Это мой отец. Должна идти. – У меня ноет сердце, когда она поворачивается к двери и начинает открывать.
– Подожди, Аннабель. Еще один вопрос. – Голос Остина обволакивает; такой голос заставит любую девушку остановиться и повернуться. Аннабель так и делает, густо покраснев. – Твоя сестра этим утром не ездила в Майами?
– В Майами? – Девушка качает головой. – Она многие недели не покидает дома. В депрессии с тех пор, как… вы понимаете, о чем я.