Записки из страны Нигде
Шрифт:
Вместе с тем практически каждый образ его поэзии неоднозначен, потому что часто невозможно однозначно определить, к кому обращены стихи или кого имеет в виду поэт: родину, возлюбленную, святыни Тибета, самого себя. Куда он так рвется всей душой – в сон, в Париж, домой на родину или, может быть, в иную жизнь, в смерть. Что подразумевается, например, в стихотворении «Про себя»?
Снежная гора,
Твое молчание и стойкость
Позволяют одинокой душе моей найти родину…
Иногда
Среди унылых дорог
По какой - быстрее домой?
В стихотворении «Горящий светильник» упоминается
...Храм любви, в котором мы
Помолимся о встрече, -
За краем лет, за гранью бед,
За весь наш свет –
На весь тот свет.
Три последних строки – наверное, единственная яркая стилистическая русская аллюзия на весь сборник, и это – отсылка к (наверное) единственному русскому поэту двадцатого века, так же приверженному четкости, однозначности, обязательности образов, - к Марине Цветаевой. Вот прямо слышу ее голос:
Дай мне руку - на весь тот свет!
Париж для нее – такая же чужбина, как и для лирического героя Чжан Цзыяна, и путь на родину такой же путь разлуки с возлюбленным, такой же путь к смерти, к ино-бытию. Здесь все точно.
Под конец - стихотворение, которое я бы назвала любимым:
Ветряные колокольчики на стрехе пагоды
Жду ветра.
Так спокойно ждут.
Изгородью – перед взором –
веревочки, на них
бирки со строками молитв –
как глаза, устремленные в небо.
Стоишь перед Буддой,
будто слышишь святые слова.
И вдруг – в твоем сердце – волна.
Откуда?
Ты сам – тот ветер,
которого ждут!
Утоление голода
00:00 / 15.03.2019
Когда-то я говорила о том, что фэнтези стала для меня «территорией свободы». Литературным пространством, где не требовалось ни следовать принципам социалистического реализма, ни писать непременно о том, что «сам знаешь и пережил», т.е. создавать произведения на основе личного жизненного опыта. Понятно, что жизненный опыт у меня был довольно ограниченным (да и сейчас, в общем, он не включает в себя
Соцреализм последних лет брежневской эпохи не устраивал меня в первую очередь тем, что и сами персонажи превратились в маленьких людей с крошечными жизненными целями, и ставки у этих людей тоже были крошечные. Совсем как перспектива моего тогдашнего гипотетического карьерного роста: от корреспондента заводской газеты я могла бы в идеале дорасти, лет за двадцать, до редактора этой газеты, от ставки в сто рублей – до ставки в сто шестьдесят.
И если с «карьерой» я смирилась заранее, то хотя бы в литературе хотелось чего-то более яркого. Поэтому, в общем, с фэнтези так все и получилось. Это как взять и вместо черно-белого телевизора поставить в доме цветной. Только хороший, с естественными цветами. Ставки в фэнтези были – волшебные королевства и господство над миром, не меньше, персонажи были огромные, Черные Властелины и Белые Демиурги, короче, раззудись, плечо. В моем случае эта перемена произошла внезапно, в единое мгновение. Фактически фэнтези свалилась мне как снег на голову.
И несколько лет я не читала ничего, кроме фэнтези. Забыты остались Тургенев с Толстым, Диккенс с Виктором Гюго. Только Желязны, Урсула Ле Гуин, Кэтрин Куртц, Роберт Говард, Сапковский, Сальваторе… А, и «Дюна», Дюна была озарением… Жуткая бумага, жуткие опечатки, жуткие переводы, жуткие обложки. При том я довольно чувствительна к стилю. Когда-то не смогла читать Скотта Фицджеральда, потому что роман был, на мой взгляд, плохо переведен. И вот в какой-то момент весь мой снобизм рассыпался в прах, я глотала том за томом не просто плохо переведенных текстов – они были чудовищны. Но слов как таковых, фраз, материи языка – ничего этого в книгах я не воспринимала; мозг сразу, минуя стиль, «рисовал» картинки невероятной яркости, красоты, необычности.
Что это было вообще, а? И добро бы со мной одной – нет ведь, безумие охватило огромное количество людей. Ладно – «Властелин колец», там профессиональные переводчики работали, а некоторые тома вообще выходили еще после прочтения их профессиональными корректорами старой закалки. В переводах «Властелина колец» нет всей этой самодеятельности, которая навсегда закрыла путь, скажем, нормально переведенному «Эмберу». Не будет профессиональных переводов «Эмбера» на русский язык – никогда. Смысла нет. Для создания качественного перевода требуется качественный профессиональный переводчик, а потом еще – такого же уровня редактор. Вообще-то люди такого уровня стоят дорого. И зачем платить кому-то «лишние деньги» – когда есть несколько готовых переводов, да, паршивых, но читателю-то большего и не требуется. Эстеты будут читать по-английски, а остальные обойдутся имеющимся переводами. Лично для меня вообще существует только старое кишиневское издание «Эмбера», где перевод анонимный (очевидно, чья-то фанатская работа, приглаженная энтузиастом из издательства). Я давно эту книгу не перечитывала – боюсь. Пусть в памяти останется лучшее.
Лет через десять, наверное, наваждение окончательно схлынуло. Я перечитала «новыми глазами» все то, над чем грезила и чахла. Мамадорогая, это кто же меня заколдовал? Как я, с моим-то высочайшим литературным вкусом (и прочее, и прочее, все мои юношеские иллюзии на свой счет…) – как я могла взахлеб читать и - перечитывать - подобные тексты? Как подобные тексты ухитрились вызывать у меня такие бури эмоций?
У меня есть гипотеза. Она, видимо, антинаучная. Пойду сейчас покормлю моего фамильяра, подложу полешко в волшебный огонь, горящий под волшебным котлом, и выскажу.