Записки Клуба Лазаря
Шрифт:
Я не знаю, куда исчезал этот кошмар днем. Возможно, прятался в дальних уголках моего сознания, подпитывая во мраке свои болезнетворные силы. Ведь даже мой ум, который я всегда считал просвещенным и лишенным предрассудков, имел пыльные закутки и щели, где таились самые примитивные инстинкты. Сначала мне казалось, что инженером моего кошмара выступал Брюнель, но затем я понял, что сам создал его. Он стал порождением моего черного вероломного сердца.
Сон не приносил отдыха, а работа утомляла настолько сильно, что однажды я дрожащей рукой повредил артерию пациента и он умер от потери крови. Я и раньше терял пациентов,
Брюнель, сам того не желая, помог мне угодить в эту ловушку, но вместе с тем он же бросил мне спасительный канат, по которому я мог выбраться из ямы. Главное было не ошибиться, иначе эта веревка превратилась бы для меня в виселицу.
Во время нашей первой встречи любознательный инженер поинтересовался, не приобретает ли больница тела у расхитителей могил. Я сказал ему, что эта практика была прекращена с принятием Анатомического акта в 1830-х.
В те годы я был еще ребенком, но Уильям — уже взрослым человеком. Более того, все в больнице знали, что он добывал расходный материал для вскрытий. Проще говоря, он являлся расхитителем могил. Говорят, в свое время он был главарем одной из многочисленных банд, которые осквернили сотни могил в Лондоне и за его пределами в поисках трупов. После принятия акта один из моих предшественников — возможно, сам Броди — наградил его за службу и взял на должность санитара в больнице. Однако до сих пор оставалось неясно, был ли это жест милосердия или взятка, гарантировавшая молчание Уильяма.
Когда я спрашивал Уильяма о его прошлом, он отвечал уклончиво. Но чем бы он ни занимался прежде, явно не испытывал угрызений совести, продавая тела, которые тайком вывозил из больницы. Конечно, это не то же самое, что грабить могилы, но довольно близко к этому. Я рассчитывал на его признательность, ведь я никому не рассказал о его деятельности и, разумеется, не сообщил ему, что руководствовался тогда отнюдь не желанием спасти его шкуру. Мы условились встретиться в местной таверне, чтобы поговорить об одной маленькой работенке.
Когда я пришел в пивную, Уильям уже сидел за столом. Он был не только пьян, но и не один. Он смеялся и выпивал с человеком, которого я никогда не видел раньше. Мой приход положил конец их веселой беседе. Уильям представил мне своего товарища. Судя по его расплывшемуся лицу и почерневшим зубам, он был ровесником Уильяма.
— Вы, сэр, не волнуйтесь из-за Биттерна, он мой старинный приятель, — сказал Уильям, заговорщически подталкивая друга локтем. — И если я правильно понял, что за дело вас интересует, то он как раз тот, кто вам нужен. Понимаете, когда-то мы были партнерами.
Я подумал, что ввязываюсь в грязную историю, и, чтобы успокоить нервы, отхлебнул из мутного стакана. Хозяин заведения только что нацедил туда приличное количество дурно пахнувшего бренди. От чистого спирта у меня перехватило дыхание, и на некоторое время я потерял дар речи.
— Уж извините, док, здесь не подают дорогое бренди вроде «Наполеона», — весело сказал Уильям.
Пока я приходил в себя, Биттерн попытался приободрить меня:
—
Когда кризис миновал, я перешел к делу, так как не имел ни малейшего желания задерживаться в этом месте.
— Кажется, Уильям, ты догадался о моих намерениях?
— А здесь не нужно быть Пинкертоном. Ясно, что вам нужно тело. Речь идет не о чем ином, как о старом добром похищении трупов. Только не говорите, что вы не собираетесь раскапывать могилы.
— Верно, Уильям, боюсь, так оно и есть, — признался я и немного смутился, что в моей конспирации отпала всякая необходимость. — Это омерзительно, но я оказался в таком положении, что мне стали необходимы твои специфические навыки.
Уильям догадался о моих намерениях, но все равно выглядел немного сбитым с толку.
— Но, сэр, вы и законным путем можете получить достаточно материала. Трупов у нас просто завались… — Тут он осекся. — Ну, по крайней мере теперь… после того неприятного случая.
— Ты хочешь сказать, что перестал воровать их?
Он ответил кивком и продолжил:
— Так зачем грабить могилы? Если у вас обнаружат труп почтенного человека, будет большой скандал.
Я снова отхлебнул из стакана. На этот раз бренди уже не показалось мне таким крепким — Биттерн был прав.
— Я сам в это не могу поверить, но у меня не осталось выбора. Тебе не нужно знать всех подробностей — пока не нужно. — Я с сомнением посмотрел на Биттерна. Он совсем не вызывал у меня доверия, однако я понял, что мне придется привлечь его к работе. — Я не смогу заплатить вам много. Скажем так — по пять гиней каждому за все, но только если вы оба пообещаете держать рты на замке.
— Вам не нужно платить мне, сэр, — ответил Уильям. — Я ведь у вас в долгу. Что до нашего молчания, то вам тоже не стоит об этом беспокоиться — мы меньше всего хотим, чтобы нас поймали за нашими старыми делишками. В прошлый раз нам очень повезло, что мы смогли избежать виселицы. Для Биттерна пяти гиней будет вполне достаточно; я бы даже сказал, что это очень щедрая плата. — Он повернулся к своему старому другу. — Что скажешь, Бит?
— За шесть гиней я выкопаю собственную мать, почему же мне не сделать то же самое с чужим человеком за пять гиней?
Уильям рассмеялся.
— Так давайте выпьем за это! — Уильям поднял бокал, чтобы произнести тост, но, увидев, что он пуст, посмотрел на меня с притворным удивлением. Я взял их стаканы и понес к бару, проходя мимо шумных уличных торговцев, рабочих, кебменов, портовых грузчиков и других представителей физического труда, решивших расслабиться в конце рабочего дня. Опилки, покрывавшие пол, слиплись от плевков и пролитого на них пива и приклеивались к моим ботинкам. Вид желтушных, болезненных лиц некоторых завсегдатаев этого места навевал воспоминания об анатомическом театре.
Хозяин бара наполнил стаканы моих компаньонов ромом, а мне налил еще бренди. — Мне предстояло обсудить еще один вопрос касательно эксгумации тела и нужно было немного взбодриться.
Уильям поднял полный стакан.
— Итак, джентльмены, за сообщников по преступлению!
На этот раз я залпом выпил полстакана.
— У меня есть еще одно условие.
— Какое? — поинтересовался Уильям.
— Я хочу быть там, когда вы… когда вы сделаете свое дело.