Записки на табличках Апронении Авиции
Шрифт:
Мелкий дождичек осыпает бронзовую позолоченную чешую кровли храма Юпитера Капитолийского.
Весна изгнала нас со склонов Яникульского холма. Сорок повозок и сто десять человек тащатся по дорогам.
Весна оживила все краски и придала особую четкость звукам. На вилле вычистили и отмыли южное крыло. Украсили комнаты. Приготовили покои для Публия Савфея, который проведет здесь все лето. Потом рабы, служанки и садовники занялись помещениями в западной части дома, где живу я. Маляры перекрасили стены, слуги развесили новые драпировки. Оконные петли теперь не скрипят. Керамисты искусно обновили мозаику полов. Запах в доме
Коринфские вазы.
Две финикийские вазы.
Я возненавидела эту ночь. За ужином я выпила чересчур много цекубского и объелась желтыми горлицами. В четвертый раз я проснулась от того, что Спурий начал храпеть, а потом блевать, как последний пьяница. Вещи, к которым давно привык, не становятся от этого более привлекательными. Я растолкала ногой мальчиков-рабов. И пошла спать во вторую экседру. Тут меня стал донимать комар, он летал вокруг моей головы, садился то на плечи, то на нос, зудел, исчезал, снова появлялся, щекотал ухо, касался щеки. Едва он улетел, как вдали заскрипели возки. Я опять растолкала ногой мальчиков-рабов. И пошла спать обратно, к Поссидию. Утром я встала измученная, злая, почти в таком же настроении, в каком Аниция Проба возвращается из церкви, где она ела своего бога.
Тиберий Соссибиан погружается в воду большого бассейна.
— Неприятно думать, что он мочит там свой зад, — говорит Публий.
— А я упрекаю его не в том, что он мочит там свой зад, — отвечает К. Басс, — но в том, что под конец он открывает там рот.
Публий добавляет:
— Когда Тиберий Соссибиан говорит, он оскверняет бесконечность воздуха и смущает покой богов. Стоит ему пошевелить губами, как лазурь небес, на которой вырисовываются их лица, сразу меркнет.
Вороны, которым не меньше ста двадцати лет, дважды пролетели над садами и закаркали, пролетая над ними.
Вчера Сп. Поссидий бегал босиком по всему дворцу, барабаня в бронзовую вазу. Он разбрасывал черные бобы и семижды заклинал Ларов [65] . «Лары, не возвращайтесь! — кричал он. — Лары, не возвращайтесь! Лары, не возвращайтесь!» Вдруг Спурий пошатнулся и упал. Его без сознания унесли в спальню. Теперь Спатале врачует его.
65
Лары — в римской мифологии души умерших. Их отгоняли от дома заклинаниями и разбрасывая черные бобы.
Свиные соски, начиненные рубленым мясом.
Две ложки снега в фалернское вино.
Фиговое желе Лабуллы.
Ужасные предзнаменования открылись нам во внутренностях жертвенных животных.
Дверь с двойной аркой, выходящая на Аппиеву дорогу.
Вилла в Неаполе и та, что на острове Meгарис.
В рощи Помпея.
Кутеж у Марцеллы.
Ликорис рассказала мне это еще до моего знакомства с Публием. Папианилла умерла в тот год, когда Ноний Аттик Максим был префектом претория, в ноны месяца Очищения [66] . П. Савфей Минор силился подражать адептам Портика [67] , но слезы
66
Здесь: середина февраля 384 г.
67
Портик — здесь: название философской школы стоиков, изначально собиравшихся в так называемом Пестром портике. Намек на то, что Савфей стоически сдерживал себя.
68
Ликторы — в Древнем Риме служители, сопровождавшие и охранявшие высших магистратов.
— Как же мне думать о боге, о бессмертии души, когда у меня нет даже сил подумать о том, чтобы осушить струящиеся по лицу слезы?!
Еду в Карены.
Квинт кричал:
— Увы! Мы не сможем слить наши тела во мраке бесконечности!
Я проснулась. Живот мой покрывала испарина. Я вновь была на свидании в Рострах [70] , ожидая запропавшего Силига, нос к носу с циклопической статуей Марсия.
69
П. н. (лат. per necessitatem) — по необходимости.
70
Ростры — место в Риме, где стояли специальные постаменты (изначально для ораторов), украшенные носами захваченных вражеских кораблей.
Я люблю утреннюю зарю, люблю смотреть как ее сполохи побеждают ночных призраков.
Как мало-помалу вырисовываются в предрассветной хмари крыши и деревья парка.
Запах ушедшей ночи, пота и любовных утех, которые припоминаешь одну за другою, по мере того как избавляешься от него. Чем больше одежда и косметика скрывают тело, тем благопристойнее оно выглядит.
Люблю прохладную воду, освежающую глаза и грудь.
Я приказываю поставить складное этрусское кресло с ковровым сиденьем у изголовья Спурия. Велю принести туда же кубок вина с виноградников Сетии. Спурий, печальный, с остекленевшим взглядом и дрожащими руками, лепечет, заикаясь:
— Было такое время, когда я еще не родился, и было время, когда ты еще не родилась. Может быть, скоро настанет время, когда меня больше не будет, а ты останешься жить, или, наоборот, я выживу, а ты уйдешь в мир иной. Это будут, несомненно, самые грустные времена. А затем настанет время, когда мы исчезнем оба и никогда уж более не появимся на этом свете.
Пока он говорил, Спатале наливала масла в лампы. А я гладила пальцем его трясущуюся руку.
Слабительный отвар мальвы.
Я ела корюшку и неаполитанские груши, и внезапно мне вспомнились Байи.
Южный ветер и сладкий аромат фруктов в сахарном сиропе.
Красная луна.
По утрам моя прабабка в окружении служанок совершала прогулку по весеннему саду. Говорить при этом запрещалось. Легкая светлая дымка окутывала нежные ростки.
71
Байи — город и курорт с минеральными источниками в Кампании (область Италии на побережье Тирренского моря).