Записки нечаянного богача 2
Шрифт:
Мы разнесли вещи по горенкам. Нам с Надей досталась светлая, в два окна, с кроватью с панцирной сеткой — так, кажется, называлась эта мелкая рабица, на которой я так любил прыгать до самого потолка в детстве, пугая старших. У противоположной стены стояла лежанка поуже, которую памятливый реалист тут же опознал как кровать «Юность». Серый матрас, серая подушка — в точности такие, как у меня лет в семь-восемь. Как и из какого мебельного сюда попала эта кровать — было непонятно. Железные кровати с шишечками на столбиках по углам таких вопросов не вызывали. По ним было понятно, что они появились тут сами собой, естественным путём, стоило построиться дому. Вместе с ними сам пришёл и обеденный
Последний здесь смотрелся, как телега на космодроме, или алтарь древних цивилизаций посреди современного автоматизированного сборочного цеха с роботами — очень неожиданно. Белый, с ещё вертикальной хромированной ручкой и гордой эмблемой на капоте. Назвать его элегантный фасад пошлым словом «дверца» язык не поворачивался. Если наш домашний серебристо-матовый Борман вызывал желание вытянуться и щёлкнуть каблуками, то этого хотелось обнять, сесть рядом, прислонившись к глянцевому белому боку, и никуда не спешить — так монументально и успокаивающе он действовал. Правда, только до тех пор, пока не начинал рычать, едва не подпрыгивая. Насколько я понял — работал он от солнечной батареи и ветряка во дворе. Больше розеток, проводов и лампочек в доме не было.
Петя с Антоном расположились в соседней комнате, с двумя койками вдоль стен. Она была поменьше и потемнее, с одним окном и здоровенным шкафом возле двери. Мама всё порывалась лечь на лавке в кухне, но путём сложных психологически-дипломатических упражнений была перемещена на лежанку возле печки. Кочегарить сильно не было ни смысла, ни задачи — серьёзных холодов по ночам, со слов Степана, в ближайшие пару недель можно было не опасаться. Поэтому протопил в основном для того, чтобы воздух стал чуть посуше, и для непередаваемого аромата человеческого жилья, с нотками дыма и еды, приготовленной на плите. В общем, к вечеру дом наконец-то напоминал именно дом, а не казарму, гостиничный номер или палату заброшенного пионерлагеря, как в самом начале. А перед ужином была баня!
Поговорка «кто в бане не бывал — тот жизни не видал» многим может показаться спорной. Я тоже так считал, кстати. Но факт, что из неё мы выходили не просто чистыми и отдохнувшими, а словно пронизанными духом и энергией этих мест, как будто прошли какую-то процедуру тайной инициации в местных жителей, сомнений не вызывал. Удивительно было всё: и что топилась эта таёжная баня «по-белому», и что в ней нашлись дубовые и эвкалиптовые веники, помимо березовых и крапивных, и что вода в озере была, кажется, теплая настолько, что макнулась после парной даже Аня. Парни начали было выделываться, кто дальше заплывёт, но тут справа под берегом что-то плеснуло, да так, что на мостки они оба выскочили едва ли не без помощи рук. Во внезапно рухнувших на озеро темноте и тишине это прозвучало страшновато. А когда наша вереница в белых, кажется, даже домотканых, простынях, потянулась из тёмной бани вверх на пригорок, в свете двух факелов — проняло даже меня.
Не знаю, когда здесь в последний раз парились люди, и когда — в первый, но то, что наша компания в таком виде легко могла находиться в любом из веков, от десятого до двадцать первого, наполняло душу каким-то восторженным трепетом, радостным
Факел впереди выпал из дрогнувшей руки Петьки, шедшего первым. Он встал, как вкопанный, и заозирался по сторонам. В него уткнулся ускорившийся было Антон. За ними замерла мама, растерянно, испуганно и близоруко глядя широко распахнутыми глазами в темноту вокруг. Удивила Надя. При же первых звуках воя она скакнула с места метра на полтора назад, оказавшись рядом со мной, крепко обняв Аню и мою руку, на которой ехала укутанная в сложенную простыню дочь. То неуловимо дикое, что чудилось секунду назад в ее взгляде, стремительно разгоралось степным пожаром под треск факела и волчьи переливы. Манящим оно уже не казалось, но завораживающим и пугающим — очень даже. Аня тонко ойкнула.
— Петька, возьми огонь в руки, — сказал я, вроде бы обычно, но голос снова прозвучал гораздо ниже планируемого, походя на сдавленное рычание. Брат рывком сунулся вниз, подхватив обиженно плевавшийся смолой факел и едва не уронив простыню с плеча.
— Спокойно идём дальше. Здесь пятеро Волковых, и у нас огонь, — чуть не вырвалось привычное «под кожей». — Кому тут страшно?
Да, момент был очень рискованный. Но повезло — никто не дёрнулся и не сказал ни слова. Очень, очень повезло.
— Брат, — мой голос в темноте прокатился по пригорку камнепадом, только снизу вверх. И мне отсюда, изнутри себя, казалось, что тембр на привычный походил довольно слабо — таким низким и жёстким он был. — Поведи факелом сверху вниз и слева направо, как будто крест рисуешь. В левую сторону, прямо и к лесу. Назад не надо — Антоху спалишь. Не спеши.
Петька сделал все идеально. Смолистая палка разгорелась, раскидывая искры. Мне показалось, что справа, под дальними деревьями огонь отразился в двух парах жёлтых глаз, но уверенности не было никакой — до леса было метров сто, а вокруг стояла темень — глаз выколи.
— Ещё раз напугаешь мою семью — найду и хвост в узел завяжу! — уже натурально прорычал я в сторону привидевшихся серых наблюдателей. И скомандовал брату, чувствуя шкурой, что скоро сам начну пугать своих сильнее, чем лесной вой, — Петя, идём, холодать начинает. До забора двадцать два шага вперёд, видишь его?
— Нет, — голос брата в такой тональности я последний раз слышал лет десять назад. Тогда он звонил и просил им забрать его из милиции, в самый первый раз.
— А я вижу. Вперёд шагай.
Когда все втянулись за ворота, закрывать их не стал — мало ли кто ещё тут впотьмах бегал вокруг дома? Довёл семью до крыльца, посмотрел, как скрипя и звеня дужкой Петька еле снял замок, сдавленно матерясь шёпотом. Проследил, что дверь закрылась. Обошёл дом справа налево, держа в руках уже два факела. В окнах уже прыгали тени — значит, мама совладала с керосиновой лампой, больше некому. Дошёл до ворот, закрыл их на засов и вернулся к крыльцу. Огни погасил в чугунке с картофельными очистками.