Записки нечаянного богача 2
Шрифт:
Антошка, вряд ли встречавшийся до этого с устным народным творчеством настолько близко, явно пытался злиться, обижаться и запоминать ёмкие словосочетания, и всё это синхронно. Лучше б как грести запомнил. Я поменялся с ним на вёслах и велел обоим помолчать.
Странное дело — ветерок, вполне осенний, несмотря на солнышко, чувствовался и на дворе, и на спуске к озеру. Стоило же отойти от берега — исчез вовсе, ни волны, ни ряби, тишь да гладь от берега до берега, перемежаемая только плеском рыбы. Аномалия, не иначе.
Подумав, я решил отойти подальше от того места, где стояла банька, предположив, что не важно, насколько плохая у рыб память, но после вчерашних прыжков, визгов и заплывов под нашим берегом улов был под большим вопросом.
Под стоявшей по колено в воде ивой привязал шнурок, по старой памяти закрепив его на глубине вытянутых рук. Так его в упор не было видно ни с воды, ни с берега. Петя, старательно пытаясь не шуметь, аккуратно выгребал к середине. Метрах в двух от берега я опустил в воду начало сетки, прицепив к нижней подборе найденную в сарае старую ржавую голову топора, кажется, ещё с двуглавым орлом на клейме. «Ага, топи музейный раритет, вандал проклятый!», завёл было внутренний скептик, но вскоре унялся, поняв, что я не обращаю на него ни малейшего внимания. Если догадка не подвела — где-то тут должен был начинаться уклон дна на глубину. Значит, и рыба должна быть здесь. Махнув брату держаться вдоль берега, я тихо, без плеска, опускал полотно в воду. В конце Петя парой-тройкой мощных гребков дал сети устроившее меня натяжение, и я отпустил её. Привязанный с этого конца в качестве груза кирпич по идее и запутаться не должен был, если на дне коряги, и притопил сетку быстро. Обратно снова греб Антон, и выходило у него гораздо лучше, даже брат отметил. По пути я рассказывал, что знал про рыб и из повадки. Парни слушали вольный пересказ Сабанеева с большим интересом.
А дома дым стоял коромыслом, но, к счастью, в переносном смысле слова. Не совладав с костром во дворе, или просто не придумав ему нормальный таганок, ну, или решив не коптить лишний раз посуду, обед из трех блюд, включая компот, женщины затеяли на плите. Все окна были настежь, как и дверь, но жара стояла — почти как вчера в бане. Аня вышивала по комнате в одних трусах, довольная донельзя, и, судя по красно-синим разводам на её щеках, малина со смородиной до компота добрались с существенными потерями. Зато в миске на столе обнаружились мелкие сливы или терновник. Брат на мой вопросительный взгляд виновато пожал плечами — не углядел. Поняв, что я слишком долго и с нескрываемым интересом смотрю на Надю в коротких шортах и мокрой насквозь майке, я развернул ребят и вышел следом за ними. Сердце снова застучало, как после утреннего чая, заваренного прямо в кофе.
Мы с Петькой смолили на нижней ступеньке, Антошка, вслед за зоозощитником врубивший ЗОЖ-ника, стоял с осуждающим курение видом метрах в двух. Но с наветренной, почему-то, стороны. В это время из дому вышла взмыленная мама с тремя чуть ли не двухведёрными корзинками в руках.
— Кто хочет картошки с грибами? — прозрачно намекнула она.
— Я! — с восторгом крикнул Антон. И с непониманием посмотрел на нас с братом, поднявшихся к маме и забравших по одной корзине. Для нас цепочка «хочешь — обеспечь» была ясна как днём.
Такие вопросы, мотивирующие к действию, в нашем с ним детстве были вполне в порядке вещей. В случае с Петей рядом с корзинкой стоял бы, пожалуй, пакет с нечищенной картошкой. Со мной —
Проходя мимо недоумевающего Антоши, я объяснил:
— Бабушка два раза повторять не будет. Хочешь картошки с грибами — накопай картошки и принеси грибов. Добро пожаловать в реальный мир.
На тропке, ведущей к лесу, он догнал нас довольно быстро. Сперва пробовал было бурчать что-то про вздорную бабку, которая «нормально что ли не может попросить?». Но не учёл, что речь шла про нашу мать.
— Я щас ударю, — сухо и скучно предупредил сына брат, в точности как Машков в фильме про охоту на пиранью. И разговор враз иссяк.
На кромке леса я подобрал три палки покрепче, длиной чуть выше роста и сантиметров пять-семь диаметром. Петька, захвативший короткий ножик из дома, сразу начал на ходу затачивать остриё на своей. Но почему-то с тонкого конца. Ладно, он индеец начинающий, ему можно не знать, что заострять надо комель — так при броске остаются шансы хоть куда-то попасть. Свой кол-посох я чуть подтесал финкой внизу, но выводить иглу, как у брата, разумеется, не стал. Собирать-накалывать на него всю кору и все листья при ходьбе мне не улыбалось. Антошка посмотрел на палку с брезгливым недоумением аристократа под мостом, которому предложили угоститься жареной крысой. Или даже сырой. Ну хоть не бросил сразу. На меня же, положившего на пенёк горбушку хлеба, пригоршню пшена и поклонившегося чаще, он смотрел, как на папуаса с консервной банкой в носу или иных неожиданных местах — с тоскливым сожалением.
— Значит так. Идём тихо, на весь лес не орём. Всегда хотя бы один должен быть в поле зрения. Заходим, когда солнце светит за левое ухо, так и шагаем не спеша. Выходить, стало быть, будем так, чтобы светило в правую бровь, — для наглядности я показал пальцем, чтобы не умничать. — Грибы берём только знакомые. И внимательно слушаем, что вокруг творится.
По счастью, вопросов не возникло. Зато лес принялся радовать с первых шагов. Первую корзину набрали минут за двадцать и оставили возле приметной огромной сосны со здоровенным дуплом, в котором Петька и Антон поместились оба, да так, что сбоку и не углядишь. И весь этот урожай — в перелеске, откуда как на ладони был виден дом. Вот это я понимаю — щедрость и богатство диких мест. В Московской области в таком лесочке тропки были бы вытоптаны до каменной твердости, а вместо грибов всюду валялись бы пустые банки, бутылки и прочая дрянь, без которой сложно было представить современный лес.
— А это что? — спросил Антошка, когда мы все снова собрались рядом, чтобы переложить все грибы во вторую корзину. В руках он вертел предмет овальной формы, который поднял и кучи таких же, лежащих в трех-четырех шагах от маленького ручейка, бежавшего, видимо, к озеру. Я запоздало отметил, что кучек таких тут довольно много. Внутренний скептик треснул себе ладонью по лбу, но я не понял, по какому именно поводу была резкая реакция: на городского Антона, или на ненаблюдательного меня.
— А это, Тох, кабанье говно, — радостно пояснил Петя. — Старое уже, вишь, подсохло. Если свежего ищешь — я вон там видал, — и он указал пальцем подальше вправо. А я понял, что так насторожило скептика. Какашек было многовато. И размеры той, что чем-то привлекла сына, заставили остановиться и начать озираться, прижав уши.
Антон с криком отбросил говёшку, кинувшись к ручью. Петька пошёл следом, издевательски советуя не останавливаться и набрать побольше — вон, мол, их сколько. А я совершенно застыл, потому что пригляделся и увидел знакомые «двурогие» следы на земле у ручья. Они были разные по размеру. Свежие. И их было много.
— Оба замерли и замолчали! — еле выговорил я. Начинало трясти, и это был ни разу не охотничий азарт. В памяти тут же всплыли строчки из какой-то книжки: «Лучший вариант встречи с диким кабаном в лесу — никогда не встречаться с диким кабаном в лесу».