Записки Никто
Шрифт:
Как, как все это понимать? Я не знаю. Но зайдя немного со стороны, я осознаю, что всякий, на своей шкуре дошедший до вышеозначенного вопроса, уже имеет 99( из того, что только можно иметь. Не дошедшие до него, имеют меньше".
37
Ч.1. Она возникла давным-давно, но сохранилась до сих пор -бесхитростная, полудетская легенда о храбром герое, который приходил на помощь всем претерпевающим обиду или унижение людям, и всякий раз, когда последние, восстановив свое имя или свободу, предлагали ему вознаграждение, отказывался от него со словами: "Торжество справедливости - вот та награда, ради которой я предпринимал усилия!" История проста и непритязательна, однако сказано в ней вполне достаточно. Достаточно для того, чтобы даже в отсутствии в багаже человечества философии, религии, высказываний мудрецов и даже Книги Книг -- человек по праву назывался сыном Бога.
Дальнейшее ни в коем случае не следует понимать как аргументацию заявленного тезиса. Просто очередной просвет понимания дался такими силами, что сохранить его, держа в уме, не представляется возможным. А ведь это -ценность.
Герой отстоял справедливость ради того, чтобы отстоять справедливость. Его поступок, таким образом, принадлежит не сфере разорванного, нуждающегося в дополнении и поддержке извне бытия, а области абсолютных, соотносимых лишь с собою смыслов. Справедливость восстановлена -
Благодаря своему самостоятельному значению, свершенное отправляется прямиком в вечность. Имей поступок служебное значение - его судьба решалась бы в зависимости от того, удастся ли осуществить то намерение, во имя которого к нему прибегли, привело ли оно к добру, к истине, или же, наоборот, ко лжи и злу и т.п. Из самого поступка судить об этом было бы невозможно. Он не в состоянии задавать направление следующему шагу, так как нельзя влиять на то, чему подчиняешься. В свою очередь, восстановлению справедливости ради справедливости уже плевать и на грядущее, и на прошедшее. Служа исключительно самому себе, оно не имеет границ. А безграничное нельзя отодвинуть в сторону, заслонить чем-либо другим, перешагнуть через него. Что может быть поставлено над имеющим самодовлеющую ценность, ориентированным на самого себя в качестве своей цели, находящим исчерпывающее удовлетворение в своем утверждении как таковом, взятом самом по себе? Ничего. В противном случае мы приходим в противоречие с самой постановкой вопроса. Быть нижестоящим и не служить вышестоящему невозможно. Можно ли перечеркнуть полностью закрытое по отношению ко всему внешнему? Нельзя, ведь, простите за просторечие, из него вовне ничего не высовывается. Черкать нечего. Не по чему. Тот, кому не нужно дышать кислородом, не испугается заявлению о том, что его перекрывают.
Задача, решаемая не для того, чтобы с ее помощью решались какие-то другие задачи, предполагает законченность и полноту. Задача, решаемая для того, чтобы с ее помощью решались какие-то другие задачи, предполагает ввергнутость в поток, характеризуемый коротким, но емким словосочетанием: без Бога.
Ч.2. Рефлексируя над своими текстами, я в состоянии догадаться, что звучат они настораживающе маргинально, чересчур высокопарно, чертовски несовременно и безумно невыгодно с точки зрения моего самопредставления пиплу. Пожалуй, пора отмежеваться от образа автора, который может возникнуть в силу ряда особенностей сих записок.
Я не ставил своей задачей к чему-либо призывать. К примеру, творить добрые дела. Я не проповедник нравственности или любви, и не педагог. Я ничему не учу - тем более тому, что насаждается уже с детства. У меня нет склонности повторять общие места или носиться с избитыми истинами. Хотя, возможно, складывается именно такое впечатление. ("Увы, очень часто", написал на полях один из первых читателей рукописи.) Я просто отслеживаю ход мысли. Мне интересно, как то, что мы считаем важнейшим в жизни, придающим смысл, несущим оправдание и т.п., вплетено в сетку Мышления. Философ я.
Разумеется, глупо расписывать, как хороши бескорыстные поступки. Умиление - опасная привычка. Умиляющийся подобен человеку с извращенной сексуальной ориентацией. Во всяком случае, так же отпугивает. Даже перед ребенком не стоит злоупотреблять морализаторством - не то, что перед взрослым. Но, верится, в мой огород этот камешек не попадает.
Просто я увидел точное соответствие между тем же бескорыстием и формальными признаками принадлежности к истинному бытию, к вечности как полноте. Поэтому когда я сказал: "Добро - вечно", - эта фраза не имела ничего общего с точно таким же высказыванием, но произнесенным исключительно пафоса ради, без понимания. Бывает, иногда попадаешь в десятку совершенно случайно, не целясь. Однако в нашем случае человек даже не знает, что попал. Что, к примеру, возникает в моей голове при утверждениях: "зло не может быть истиной" или "красота -- бессмертна"? Я спрашиваю себя, как это можно понять, сделать живым? В поисках ответа я могу обратиться к формальным признакам "смертного" и "бессмертного". Признаком первого будет ущербность, то есть нужда в дополнении, в оправдании извне; признаком второго -полнота, завершенность. В свете этих признаков, вопросы "как?" и "почему?" находят свое исчерпывающее удовлетворение. Теперь я понимаю. Слова "красота бессмертна" имеют теперь для меня смысл, потому что вызывают в моей голове шевеление мысли. И, прокрутив в голове, что красота, как существующая для себя, а не для чего-то другого, то есть значимая per se, являет собой пример полноты, - я могу согласно кивнуть в ответ на раздавшееся утверждение. Разумеется, в описанном способе зарождения жизни там, где была пустыня, нет ничего экстраординарного. Но это лишь пример многочисленных узелков понимания, которыми я заполняю пустой сосуд с прилепленной к нему бумажкой, на которой написано то или иное понятие, высказывание, принятый среди людей оборот речи, популярная тема, всплывающая всякий раз, когда разговор заходит о так называемом смысле жизни т.д. Те или иные значения, которыми люди оперируют, не задумываясь (и правильно, во многих случаях, делают), вовлечены в моем сознании в живой, взаимосвязанный, шевелящийся клубок, в котором нет (почти) ни одного напрасного, не-промысленного, пропущенного без моего ведома слова. Употребляя пускай и расхожие слова, я наделяю их для себя той первоначальной смысловой нагрузкой, которую они когда-то несли. Моя заслуга в том или нет, но мне выпадает на какое-то время плавно проскользнуть в Мышление. А находясь там, видишь как все работает. В том числе, и многое из того, что на слуху. О чем поют в пошлых песенках, пошлых потому, что их форма требует такого же дешевого содержания, ан нет. В принципе, можно было изменить каждое предложение, оставив ту же мысль, но выразив ее более достойно представляющим автора образом. В самом деле, нужно отделять автора от мыслей, брать в расчет, что ему, помимо их сканирования с невидимых папирусов, требуется еще и уважение, и почет, как всякому живому человеку, стремящемуся добиться признания и от мира сего тоже. Можно было бы отказаться и от некоторых клише. Но если этого не произошло сразу, к чему нагнетать искусственность? К тому же, давайте не забывать, что автора у сих заметок и нет вовсе, что встречающееся в тексте "я" - лишь
– - я всегда искал и ищу истоки. Мне требуется понимание оснований, строгое отслеживание смысловых связей и пересечений лучей, идущих от разных способов обнаружения (проявления) Целого, так как только в точках таких пересечений Целое обретает свой объем, а значит -максимально воздействует на захваченного им.. Обозначенное как "основания" никогда не станет базарной площадью, так как требует риска и индивидуальных усилий. Очень, замечу, больших.
Я вижу, как одно соотносится с другим, чувствую законы, организующие бытие. Я в состоянии, наткнувшись на кирпич, поднять глаза на все здание. Найдя себя на первом этаже, я в силах сконструировать лифт, который поднимет меня до последнего. Часть этой работы сознания находит свое блеклое отражение в письменной речи. Зачем нужна эта работа? Затем, чтобы испытать чудо понимания.
Я строю свою философию. Я познаю. Я участвую в бытии (Целого). Реализую свое призвание. Понимая - осмысляю. Двигаюсь навстречу самому себе. Вот что я делаю, пиша.
И ничего другого.
38
Эту историю поведал мне бывший священник Герман Крабов. Вру, конечно. Случай, о котором пойдет речь - из моей личной практики (а из чьей же еще!). Да это и не случай, а мелкий эпизод, который я, тем не менее, решил увековечить.
Итак, Герман Крабов лег спать после изрядно суматошного дня. Дабы отключиться от "деловых" мыслей (которые всегда назойливы) и быстро заснуть, он решил повторять слова молитвы. Не тут-то было. Не произнес он ее (в уме) и трех раз, как на подготовленную заботами дня минувшего почву - беспокойное состояние духа - не заставив себя долго ждать, ринулись заботы дня грядущего. Опомнился Герман, увидел, что сбился, и быстренько вытряхнул из сознания тревожное составление планов на завтра. Посреди возобновленной молитвы его внимание неожиданно поглотил обрывок дневного разговора. Снова вернулся Герман к занятию по изгнанию бесов. Ан нет, на сей раз взбунтовалось тело и возжелало ворочаться. Навертевшись, заполонившие Г. Крабова жадные и настырные демоны отнюдь не успокоились. Напомнила о себе ужалившая давеча мыслишка. И пошло-поехало. И вот лежит Г. Крабов с открытыми глазами, в теле -- напряжение, в голове -- шум, на лбу - испарина, на часах - 2 ночи, и говорит самому себе: "А мне не так уж и плохо. Несмотря на разрыв между теорией и практикой. Ведь я прекрасно знаю, что единственный способ заснуть - не решать дела и заботы, поощряя их притязания своим к ним вниманием, а отключиться от них. Я отлично понимаю, что нужно стиснуть зубы, сопротивляясь напору беспокойных томлений, и твердить молитву или даже любой однообразный текст. Игнорировать все, что идет от переутомленной и трусливой головы, и долбить свое. Знаю, чувствую, понимаю, но не в силах это осуществить. Я барахтаюсь в воде, вижу, за что уцепиться, чтобы не утонуть, и не могу. Смешно. Но без истерики. Наоборот. Невообразимо странно и легко. Странно, во-первых, что выход есть, во-вторых, что он не там, где ты думал, в-третьих, что он так прост, в-четвертых... Самое удивительное и поразительное заключено все же в том, что есть, где укрыться, черт побери. И этот факт чрезвычайно, обалденно приятен. И уже хорошо. Хотя и хочется, конечно, побывать там - в состоянии, которого достигают более сильные и упорные (это уже сверхцель). Я предчувствую, каково тогда, когда заботы не разрешены, а преодолены. Когда враг вроде как остался, только бьет он уже не по тебе, потому что ты сменил тело. И в этом отношении мне страшно интересно жить дальше". Крабов еще много о чем болтал с самим собой, пока, наконец, не задремал.
39
Она любовалась заревом заката, когда он завел речь о том, что у него завтра куча дел, и можно не успеть сделать все, а тогда могут возникнуть неприятности. "О чем он говорит"?
– - удивилась она, глядя на красные облака.
Это чувство. Мы чувствуем неуместность корыстной возни на фоне Целого. Нам в чувстве дано понимание, что перед торжественностью бытия личные хлопоты просто неприличны. Бытие, в лице, скажем, безветренного комариного майского вечера задает нам как будто совершенно бесхитростный, ничем не опасный вопрос: "Ну, как дела"? Однако мы чувствуем, что как бы нам ни было худо, от нас, на самом деле, ждут только одного ответа: "Лучше не бывает"!
40
Весенняя философия. Это был не первый солнечный день марта, однако именно сегодня солнце спровоцировало во мне приступ блаженства. Оно напоминало мне о своем присутствии весь долгий день, мы были с ним один на один, без посторонних. Так получилось, что весь день я провел на сиденьи междугороднего автобуса, почти неотрывно глядя в окно. А за окном было солнце, преобразившее привычные пейзажи. До меня, наконец, дошло, что наступает весна. Весна не как простой календарный факт, но как чрезвычайно важное событие в моей (нашей с миром) жизни - именно так. В голове звучало буквально следующее: "Весной жизнь не может не приносить радость. Солнечные дни - вполне достаточное основание, чтобы ее испытывать. Разве имеются такие дела и проблемы, которые могут пересилить ощущение праздника, идущее от солнечного света, заполнившего улицы, поляны, комнаты и весь мир"? "Да вы, батенька, поэт"! Нет, я не поэт. Я и сам недоверчиво и опасливо покосился бы на того, кому вдумается произнести такие слова вслух в моем присутствии. Я считаюсь умным и трезвым человеком. Но, наверное, всех без исключения людей иногда переполняют чувства - то, что пытаются передать поэты. А любое чувство приобщает нас, взрослых, к непосредственности, сходной с детской, и единственной, кому доступна истина. Другими словами, я почувствовал именно то, что почувствовал. И я убежден, что чувство весны посещает кого-либо (если посещает) именно в той форме, в какой оно посетило меня. Здесь имело место не проявление специфически моей сентиментальности или чего-нибудь еще, идущего от меня (субъективное), но действие закона, который вызывает либо не вызывает к жизни конкретную эмоцию. Потому я и решился записать свои дорожные впечатления, поскольку, как философ, люблю постигать законы (по большей части, разумеется, не государственные), люблю все неслучайное, связанное с таинственной сущностью сущностей.