Записки о Бухарском ханстве
Шрифт:
Увидев, что дела принимают плохой оборот, остатки его войск приняли предложение Батур-хана и почти все перешли на сторону последнего. Батур-хан подошел к Бухаре за три или четыре дня до праздника Ноуруз (весной) и разбил лагерь перед Самаркандскими воротами. Он отправил к Омар-хану посла с предложением о мире при условии, что тот откажется от власти и притязаний на трон. Батур-хан отстаивал как старший брат свои права на корону, обещая оставить Омар-хану управление Карши, доверенное ему отцом, а также дать в управление некоторые другие города. Но Омар-хан не захотел принять ни одного из этих предложений и вернул его посла. Тогда Батур-хан окружил город, осыпая его время от времени пушечными ядрами и предпринимая самые жесткие меры, чтобы помешать доставке туда провизии. Он повесил много горожан, обвиненных в тайном ввозе в город фуража и провианта; в городе сразу стал ощущаться голод. Эти суровые меры посеяли ужас среди жителей; они начали роптать, а затем и открыто требовать разрешения выйти из города, где все были обречены на голодную смерть. Войска, какие Омару удалось собрать, совершали время от времени вылазки через ворота Самарканд, Мазари-Шариф
В это время кушбеги, давно поддерживавший тайные связи с Батур-ханом, опасался как никогда озлобления сипаев, которые оставались преданными Омару.
Нынешний правитель Кермине, Рахим-бек, не покидал какое-то время хана, чтобы непосредственно осведомлять кушбеги, своего отца, о всех действиях, какие может предпринять против него окружающая Омара знать. Наконец, однажды Рахим-бек узнал, что приближенные, и среди них Исматулла-бек, открыто обвинили кушбеги перед ханом в вероломстве и предательстве, советуя Омару уничтожить его, если он не хочет, чтобы его предали и лишили трона и жизни. Тогда кушбеги разыскал мать Омара, всегда имевшую большое влияние на сына, и сумел завоевать ее благосклонность. Он сообщил ей о слухах, которые распускают о нем — старом и преданном слуге хана и его отца — его враги. «Какие еще нужны доказательства моей преданности Омар-хану, — сказал он, — если я вызвал его из Кермине и открыл ему ворота дворца, в котором я должен был бы считать господином его старшего брата Батура. Один бог знает, что будет, если Омар-хан не перестанет прислушиваться к подстрекательским и вероломным советам своих наперсников».
Мать хана, завоеванная покорным и преданным тоном кушбеги, приказала позвать сына и упрекнула его в легкости, с какой он поверил предательским советам, направленным против преданного ему министра, советам, которые могли дать лишь люди, желающие его обмануть и изгнать. Омар-хан, увидев что кушбеги обо всем осведомлен, пытался убедить его в своем дружеском к нему отношении и доброжелательстве, в доказательство возвел его в аталыки и подарил ему красивое почетное одеяние, украшенное бриллиантами и драгоценными камнями, принадлежавшее Хайдар-хану. Министр, со своей стороны, чтобы еще раз доказать преданность и самоотверженность своему господину, попросил у него разрешения самому пойти на следующий день сражаться с Батур-ханом, на что и получил согласие.
Самаркандские ворота, которые были замурованы несколько дней назад, были вновь открыты и всем войскам приказали быть готовыми к бою. Слугам и доверенным лицам министра поручили охранять Самаркандские ворота и бодрствовать всю ночь. Все предвещало назавтра кровопролитную битву, но под покровом этой же ночи готовилось предательство, которое должно было обеспечить трон Батур-хану.
В полночь одна из наложниц кушбеги, обвязанная веревкой, проскользнула по крепостной стене около Самаркандских ворот. Она пробралась в палатку Батур-хана и передала ему записку от кушбеги. Печать Мир Хайдара, хранителем коей был министр, переданная Батуру рабыней вместе с письмом, должна была подтвердить, что записка послана его верным слугой. Батура предупреждали, что на рассвете он должен быть готов со своим войском вторгнуться в город через Самаркандские ворота, которые ему откроют. В четыре часа утра ворота открылись, и войско Батур-хана устремилось в город, где одним из первых пал от удара атакующих Исматулла-бек. Омар-хана они застигли в кровати в объятиях его фавориток. Батур-хан поднялся во дворец, у дверей которого его встретил кушбеги и присягнул ему на верность. Вельможи-узбеки, оставшиеся верными Омар-хану, почти все были схвачены и доставлены в замок, где новый хан их изрубил и сбросил с крепостной стены. Их дома были отданы на разграбление.
Омар-хан, изгнанный с трона, был отдан в руки туркменов, которые вывезли его из Бухары до Бала-Мургаба за Меймене. Оттуда свергнутый хан отправился в Герат. Спустя какое-то время он вновь появился в Кундузе, в Хульме и в Бадахшане, откуда через горы отправился в Кокан к Мохаммед Али-хану, принявшему его с почтением. Коканский хан был рад видеть в своем дворце принца, которого он мог использовать для того, чтобы держать в страхе Бухарского правителя, своего врага.
Омар-хан, привыкший за долгие годы к неумеренному употреблению опиума, жил в постоянном опьянении, во время которого он целиком и полностью предавался позорным оргиям и всякого рода излишествам. Его вспыльчивый характер пугал окружающих. Бухарцы называют Омар-хана «териакеш» (курильщик опиума) и вспоминают его без особого уважения, любившим удовольствия и разрешавшим предаваться им своим подданным. Редко осмеливается бухарец говорить о двух предшественниках нынешнего хана, имена которых почти запрещены, а еще реже — говорить о них с похвалой.
Омар-хан умер вскоре после своего приезда в Кокан. Его преждевременная смерть (ему был всего 21 год) произошла от чрезмерных излишеств, коим он постоянно предавался с ранней юности. Батур-хан, хотя и захватил власть, не был спокоен. Он вынашивал планы мести аталыку — правителю Шахрисябза, который несколько лет назад завоевал себе независимость и против кого он предпринимал несколько безуспешных атак, когда был еще правителем Карши. Но он был мало уверен в преданности окружавших его вельмож. Три младших брата, остававшихся в Бухаре во время последних волнений, подрастали и могли стать опасными. Они всегда были для мрачного и подозрительного Батур-хана объектом опасения и ненависти, и oн решил от них избавиться, послав на берега Амударьи командовать крепостью. Несколько месяцев спустя они там погибли, но неизвестно от чего: от меча или от яда. Некоторые утверждают, что их завязали в мешки и сбросили в Амударью.
Новый хан два раза посылал войска, чтобы опустошить окраины Шахрисябза, но эти экспедиции не имели успеха так
Мохаммед Али, хан Кокана, установил дружеские отношения с хивинским ханом и начал организовывать лигу, включающую Хивинское, Кундузское и Шахрисябзское ханства, которая была бы способна противостоять Бухарии.
Вся зима прошла в переписке. Наш караван встретил 17 декабря на берегу Яныдарьи посла хивинского хана Алла Кули возвращавшегося из Кокана в Хиву в сопровождении коканского посла. Их свита состояла из сорока всадников.
Мухаммед Мурад-бек, кундузский хан, принял сторону коканского хана и начал активно беспокоить гиссарского хана-сторонника Бухарии.
Батур-хан, осознав свою прежнюю ошибку, не пренебрегал со своей стороны, ничем, чтобы у аталыка Шахрисябза появилось как можно больше врагов. В последней кампании Дост Мухаммед-бай, племянник аталыка и командующий крепостью сдался Батур-хану и передал ему ключи от крепости, которой он командовал. Воспользовавшись этим, чтобы посеять несогласие между аталыком и его ближайшим родственником, чья измена для него была чувствительной, Батур-хан встретил Дост Мухаммед-бая с почестями, сделал дорогие подарки и доверил ему с завершением кампании командование отобранными у аталыка крепостями. Посол, приехавший из Кокана в январе 1834 г., был очень плохо встречен ханом. Он приехал просить Батур-хана не препятствовать продвижению двух тысяч коканских всадников, которые должны пересечь часть его владений, чтобы достичь Шахрисябза. Они направились туда за дочерью. аталыка, обрученной с Мохаммед Али-ханом, чтобы торжественно доставить ее в Кокан. Батур-хан ответил послу, что, находясь в состоянии войны с аталыком и зная враждебные намерения коканского хана, он, повинуясь голосу благоразумия, не может удовлетворить его просьбу. «Если хан, — добавил он, — посылая свои войска в Шахрисябз, не имеет других намерений кроме того, чтобы выставить эскорт для своей будущей супруги, то вполне хватит и 200 всадников, и если свита не превысит этого числа, они смогут беспрепятственно пересечь мои владения». Вскоре после прибытия, посол уехал, чтобы сообщить своему господину об отказе бухарского хана.
Через несколько дней Батур-хану вновь представился случай уязвить, в соответствии со своим планом, коканского хана. Коканский посол [47] , отправившийся в 1831 г. в Константинополь через Хиву, минуя Бухару, умер на обратном пути в Персии от чумы. Та же участь постигла и многих людей из его свиты. Его сын и пять или шесть всадников, оставшихся от свиты, приехали 31 января из Мешхеда в Бухару и остановились в караван-сарае Исмаил Ходжа. Они везли с собой великолепную саблю, посланную султаном в подарок коканскому хану. Батур-хан захотел посмотреть эту саблю и приказал сыну посла прислать ее ему. Сын посла ответил, что хан просит у него невозможного, так как сабля находится в футляре, опечатанном печатью самого халифа, и он не может сломать печать, не рискуя остаться без головы по возвращении в Кокан. Хан, раздраженный отказом, повторил угрожающим тоном приказ передать ему саблю, которую он обязательно хочет видеть. На этот приказ сын посла ответил, что если хан имеет твердое намерение совершить над ним насилие и оскорбить коканского хана, его господина, и халифа (султана), сломав печать, то должен завладеть этой саблей силой, так как добровольно он не согласится отдать ее в чьи бы то ни было руки, кроме своего господина. Хан, оскорбленный дерзостью ответа, немедленно приказал выгнать сына коканского посла из города, передав ему, что он может вратиться в Кокан той же дорогой, какой ехал в Константинополь. Все думали, что он вместе со своей свитой будет отдан в руки туркменов, и считали их уже мертвыми, пока не узнали, что они прибыли в Хиву. Это оскорбление, нанесенное коканскому хану, было равно объявлению войны, и все готовились к скорой войне. Тучи сгущались, гроза, казалось, вот-вот разразится. Тем временем кушбеги пустил в ход весь свой ум, чтобы не допустить войны, от которой пострадал бы в первую очередь. Он использовал огромное влияние, которое оказывал на своего господина, чтобы вновь отдалить от него узбекских вельмож приблизившихся к нему во время последней кампании и постоянно подстрекавших его к войне, обещая блестящее мщение ханским врагам. Кушбеги живо описал Батур-хану несчастья, какие принесет долгая и кровопролитная война, которую он вел бы один против всех государств Туркестана, объединенных против него. Хан начал уже колебаться, когда 10 марта из Кокана приехал другой посол. От имени своего господина он приехал просить возвратить аталыку крепости, захваченные у того прошлым летом, и выяснить, по какой причине Батур-хан выгнал Бухары сына коканского посла.
47
О нем шла речь в записке, касающейся коканского принца Сарым-сак-Хана, представленной мной в октябре 1832 г. его превосходительству военному губернатору Оренбурга накануне приезда принца в Оренбург (прим. П. И. Демезона).