Записки о России при Петре Великом, извлеченные из бумаг графа Бассевича

фон-Бассевич Геннинг Фридрих

Имея таким образом возможность дать полную свободу своему враждебному чувству, королева путем частных переговоров поручила передать лорду Картерету [55] , что для уступки Бремена и Вердена необходимо отказаться от интересов её ненавистного племянника. Англичанам и датчанам только это и было нужно. Правда, великодушие короля Георга и доброе расположение ганноверцев противились несколько времени такому предложению; но скоро политические соображения взяли верх над справедливостью и чувством. Великобритания гарантировала Дании Шлезвиг в 1715 году, и ценою этого были Бремен и Верден. Датчане, задетые за живое, могли возвратиться к дружбе страшного царя, которому Лондон хотел воспретить всякое господство на Балтийском море, дабы тем вернее присвоить его себе. Таким образом Англия, в соединении с Францией, сделалась посредницею мирного договора между Швецией и Данией, все выгоды которого были на стороны последней.

55

Английскому посланнику в Стокгольме.

Наследник

Вазы отправился к королю прусскому. Министерство ганноверское долго отклоняло его от этого, подозревая, что король всё еще питает некоторое тайное расположение к царю. Встретив здесь герцога с необыкновенными почестями и нежностью, его склонили к принятию плана соглашения, по которому принц гессенский [56] долженствовал короноваться королем, а он, герцог, назначаться его наследником. Лорд Картерет получил приказание от своего двора стараться склонить и принца в пользу такого предположения, представляя ему, что это было бы единственным средством добиться от герцога формального отречения от Шлезвига, возвести принца без неудовольствий на престол и расширить слишком стесненную новыми законами королевскую власть, дабы Швеция могла с успехом содействовать к ослаблению царя и оградить себя от неудобств в случаях, требующих тайны или быстроты действия. Предложение значительной суммы денег было присоединено к этим доводам. Но герцог не поддался им, желая сохранить надежду передать скипетр своим наследникам.

56

Супруг королевы шведской.

В Вене герцог был принят как королевский принц. Император взял его сторону и как глава Империи, и как охранитель мира Травендальского. Он отправил декрет об увещании к королю датскому относительно восстановления Голштинии и декрет об экзекуции к директорам нижнесаксонского округа.

Английское министерство отправило в Вену лорда Кадогана для склонения его к отмене экзекуции и к принятию гарантии Шлезвига в пользу Дании. Но далеко не соглашаясь на это, император принял протестацию герцога против уступки и инвеституры, в ущерб ему, шведских провинций в Германии. Принц этот называл себя в ней наследником королевы Христины, в пользу которой, а равно и наследников её, они уступлены были по Вестфальскому миру столько же, сколько и в пользу короны Шведской. Таким образом Кадоган не имел успеха; но взамен того лорду Стенгопу в Париже удалось добиться от регента обещания приступить к жестокой гарантии.

Сейм в Стокгольме был из самых бурных. Королева, поддерживаемая английскою партиею и французским резидентом г. Кампредоном, требовала передачи короны своему супругу; сторонники дома готторпского хлопотали, чтобы требование это прошло не иначе как под условием обеспечения права наследования законному наследнику; а ревнители свободы отвергали и передачу и наследование. По их мнению, королева должна была царствовать, потому что ее избрали; а после её смерти, говорили они, пусть будет избран тот, кого признают способным сделать отечество счастливым. Среди этих несогласий королева узнала из письма от своего племянника, что царь предлагает ратификацию штеттинского договора, заключенного князем Меньшиковым в 1713 году и требующего гарантии в восстановлении Шлезвига. Герцог присовокуплял, что ему было бы приятно быть обязанным за эти выгоды только милостям королевы и доброму расположению шведской нации, но что если и та и другая, при переговорах с Даниею, забудут о его интересах, он, не будучи в состоянии жить лишенный своих владений, найдется вынужденным прибегнуть к помощи упомянутой гарантии. Королева смягчилась и спешила уверить его, что с Даниею не будет заключено мира без признания его восстановления.

Принцу гессенскому, стремившемуся к приобретению короны, хотелось расположить в свою пользу царя. Вдовствующая герцогиня мекленбургская, его сестра, очень уважаемая семейством её супруга, сильно старалась употребить для этого влияние правительствующего герцога (мекленбургского), своего деверя. Извещенный о положении дел в Стокгольме, царь поручил передать герцогу: что принц, стоя уже на последней ступени трона, может воссесть на него и не нуждаясь в его мнении; но что если он считает его полезным для упрочения за собою престола, то из этого может образоваться одно из условий хорошего мирного договора. Такой двусмысленный ответ усилил подозрение, что царь замышляет отдать шведский скипетр в руки герцога голштинского.

И он действительно имел эту мысль. Для приведения её в исполнение недоставало только большей готовности со стороны герцога подчиниться безусловно его руководству. Ему наскучила наконец война; он видел род заговора в стремлении всех своих прежних союзников вознаграждать Швецию на его счет; наскучили и её снисхождения к ним. Другой король ввел бы другую систему; а Бассевич, советами которого руководился герцог, всегда имел в виду одно — соединить Россию и Швецию самым тесным союзом. Поэтому за предложением гарантии о восстановлении, заявленным королеве, последовали вскоре предложения более существенные, которые держались в тайне. Они переданы были герцогу генералом Вейсбахом, русским министром в Вене, и состояли в следующем: его королевское высочество без промедления приедет в Россию и отдаст свою участь в руки царя; он сочетается браком с одною из царевен; царь не заключит мира без действительного восстановления Шлезвига и Голштинии и уступит герцогу, как скоро он прибудет в С.-Петербург, Ливонию и Эстонию, созвав в то же время сословия обеих провинций и предложив им избрать его своим государем. Шведы горели желанием снова присоединить эти области к своей короне, а потому обеспечением для герцога их обладания ему открывался верный путь к престолу (шведскому). Но нужно непременно, чтобы всё это приведено было в исполнение, пока шведский сейм еще не распущен и пока короны не присудили принцу гессенскому. Вейсбах не переставал упрашивать

герцога ехать, и если б ему удалось склонить его к этому, — очень вероятно, что царь исполнил бы всё, что обещал, в надежде видеть дочь свою королевой и иметь в Швеции короля-союзника, с помощью которого он мог бы отмстить Дании, его оставлявшей, и сломить надменность Англии, присваивавшей себе господство на Севере и стремившейся к ослаблению русского могущества в Европе, особенно же на Балтийском море (как вскоре после того доказали статьи 11-я и 17-я её трактата с Швецией), подписанного в Стокгольме 21 января 1720 года).

Всё благоприятствовало мерам царя, принятым для сближения с герцогом. Король Прусский был расположен содействовать ему за приобретение некоторых частных для себя выгод, весьма неважных для России; император, заключивший мир с Испанией и избавленный от необходимости щадить англичан, склонялся к заявлению своего императорского авторитета в голштинском деле; Саксония готова была принять на себя, вместо Ганновера, экзекуцию против Дании за известное денежное вознаграждение и за обещание, что дворы Венский и С.-Петербургский поддержат в свое время виды курфюрста на Польский престол.

К несчастью для герцога, в министерстве его не было согласия. Бассевич, по приезде в Германию, прежде всего взял себе в товарищи Альфельда, голштинского дворянина, человека умного и образованного, бывшего камергера при матери герцога, и оставил его в Гамбурге, дабы он мог не терять из виду северных дворов, Брауншвейгского конгресса и соглашений относительно восстановления, которых ожидали. Англичане сумели убедить его, что для его государя нет другого спасения кроме совершенной покорности их воле. Шведы, хлопотавшие о разрыве рождающейся связи с царем, и оба тайные советника герцога в Стокгольме, оскорбленные тем, что им предпочитают Бассевича, старались общими силами восстановить Альфельда против его друга и благодетеля. Одушевленный ошибочным усердием, он прямо написал к герцогу, что Бассевич за свое пристрастие к царю сделался ненавистным Швеции и Великобритании, от которых только и зависит счастье его королевского высочества; что он, Альфельд, с прискорбием дает совет удалить его от дел; но что это необходимое зло, и что он настолько полагается на добросовестность Бассевича, чтоб надеяться, что тот сам согласится с ним. Знакомый очень хорошо с частыми уверениями, с которыми Бассевич обращался к дворам Парижскому, Лондонскому и Стокгольмскому, что с Россией не будет заключено никакого обязательства, если они обещают не постановлять между собою ничего такого, что лишало бы его королевское высочество его наследственных владений и его надежд, а также зная и двусмысленность ответов этих дворов, он всё-таки полагал, что Швеция должна была покамест щадить Англию, а эта последняя Данию, но что пользуясь искусно их благоволением и сделав им удовольствие удалением подозрительного министра, их мало-помалу удалось бы привести к желаемой цели. — Герцогу следовало избрать одно из двух: или положиться на ум и решительность Бассевича, который несомненно привел бы его в С.-Петербург в такое время, когда царь хотел отважиться на всё для предупреждения тех событий, какие потом совершились, или устранить его совершенно и схватиться за нить, которую предлагала ему осторожность Альфельда для выхода из лабиринта. Но по снисходительности своей и молодости он выбрал средину, которая не вела его ни к чему. Убежденный, что Бассевич, когда-то столь уважаемый в Швеции, возбуждает там неудовольствие лишь своим усердием к поддержанию величия своего государя, он оставил его при себе и уволил Альфельда. С другой стороны, чтоб отнять у шведов всякий видимый предлог к предпочтению ему принца Гессенского, он отказался от поездки в С.-Петербург, а чтоб в то же время не сделать неприятного царю, который оставался его последним прибежищем, он отправил к нему Штамке и Негелейна, снабженных инструкциями — ознакомиться с его намерениями, вести переговоры, но ни на чём не останавливаться окончательно.

Это посольство встревожило дворы французский и шведский. Оба они, желая отклонить герцога от формального союза с царем, поспешили обнадежить его, что с своей стороны не упустят ничего для доставления ему обладания Шлезвигом. Вскоре после того принц Гессенский очень обязательно известил его о своем восшествии на престол и перестал спешить готовым уже состояться актом об отказе герцогу в требовании о признании его наследником королевы. Государственные сословия, для поддержания его надежд, отложили рассмотрение этого дела до будущего сейма, под тем предлогом, что настоящий приходит уже к концу и что по случаю совершившегося избрания короля обстоятельства не соответствуют более упомянутому требованию, для которого необходимы уже другие основания.

Между тем английский флот явился для прикрытия берегов Швеции. О назначении его заявлено было русскому двору только следующим письмом лорда Стенгопа [57] к царскому резиденту в Лондоне, Веселовскому [58] :

«Милостивый государь! Королю, моему государю, угодно было повелеть своему адмиралу кавалеру Норрису отправиться без промедления в Балтийское море с эскадрою военных кораблей, которые, в качестве вспомогательных короне шведской, на основании последнего трактата, заключенного с нею, имеют присоединиться к её морским силам для прикрытия её владений и для споспешествования заключению справедливого мира между этою короною и его царским величеством; а потому я имею повеление сообщить вам о вышеозначенных распоряжениях и повторить от имени короля, моего государя, предложение его посредничества и услуг для ускорения мира, столь необходимого обеим сторонам и столь желательного для всех наций, заинтересованных торговлею на морях Севера. Я прошу вас, милостивый государь, донести о всём вышеписанном двору вашему.

57

Тогдашний первый министр в Англии.

58

Федору Павловичу.