Записки об Анне Ахматовой. 1952-1962

Чуковская Лидия Корнеевна

Отец Татьяны Борисовны, специалист по классической филологии, был, кроме того, одним из видных пушкинистов – в частности, он первый, как сообщает КЛЭ, высказал «предположение о роли придворной интриги в судьбе Пушкина» (т. 9). В начале пятидесятых годов А. А., через Б. В. Томашевского, обратилась к Б. В. Казанскому за каким-то советом, связанным с ее «пушкинскими штудиями». Тут и познакомились А. А. и «Таня Казанская». Они начали встречаться, Казанская слушала стихи Ахматовой, читала ей и свои. Примечательно, что две строчки, послужившие эпиграфом к «Седьмой книге» (БВ, с. 291), Ахматова взяла из стихотворения Т. Казанской:

Пала седьмая завеса тумана, —Та, за которой приходит Весна.Т.

К.

Стихотворение Т. Казанской я привожу здесь полностью.

Льдины трещали, звенели морозы,С крыш ледяная текла бахрома.Так опадают махровые розы:Ризу за ризой роняет Зима.Словно яранга под бубен шаманаРвется на части, узка и тесна,Пала седьмая завеса тумана, —Та, за которой приходит Весна.Фата-моргана и метаморфоза:Мрамор холодный очнулся, дыша.Так расцветает махровая роза:Смертию смерть попирает душа.

48 Нина Иосифовна Коган (1889–1942) – художница, ученица К. Малевича; в каталогах выставок, осуществленных ленинградскими художниками между 1935 и 1941 годами, упоминаются и ее рисунки, акварели и несколько пейзажей маслом. Когда и при каких обстоятельствах Нина Иосифовна познакомилась с Анной Андреевной и создала ее портрет, – мне неизвестно. Подлинник хранится в Ленинграде, в собрании О. И. Рыбаковой. Репродукция на Западе опубликована во втором томе «Сочинений», а у нас – см., например, «В сто первом зеркале», а также в проспекте выставки «Образ поэта и образ поэзии. К столетию Анны Ахматовой». Статья Ю. Молока.

Встречала я Нину Иосифовну, когда «она приходила в нашу редакцию к Лебедеву», потому, что Нина Коган была, в частности, иллюстратором книг для детей. О «нашей редакции» – т. е. о ленинградском отделении Детгиза, которое возглавлял С. Я. Маршак, а руководителем иллюстраторов был живописец и график В. В. Лебедев (1891–1967) – см. седьмую главу моей книги «В лаборатории редактора» (изд. 2-е, М., 1963).

Среди художников, привлеченных В. В. Лебедевым к работе над иллюстрированием детских книг, была и Нина Коган. Для детей рисовала она, главным образом, зверей и птиц. Думаю, что курица, которую, по словам Анны Андреевны, Нина Иосифовна «укладывала спать», служила художнице живой моделью.

49 Скоро… она переезжает к Л. Д. Болъшинцовой, т. е. к Любочке Стенич… – Любовь Давыдовна Большинцова (1908–1983) – переводчица, в первом браке – жена Валентина Осиповича Стенича (1898–1938), которая в моем (и не только в моем) сознании осталась навсегда вдовой Стенича (хотя впоследствии и вышла замуж за кинодраматурга М. В. Большинцова [1902–1954]). Стенич – стиховед, страстный стихолюб, герой статьи Александра Блока «Русские денди», познакомился с Ахматовой еще в двадцатые годы. Стенич прославился переводами, главным образом, американских и немецких писателей: именно в его переводах русский читатель впервые прочел Джойса, Дос-Пассоса, Фолкнера, Шервуда Андерсона. А из немцев – Л. Франка, Б. Брехта и др. В 1937 году он был арестован и в 38-м расстрелян.

Любовь Давыдовна познакомилась и подружилась с Анной Андреевной в Ленинграде то ли в конце двадцатых, то ли в начале тридцатых годов. Ахматова не раз пользовалась заботами Л. Д. Болыпинцовой. Случалось, Любовь Давыдовна дежурила возле нее в Комарове, в Будке, или оказывала ей гостеприимство у себя в Сокольниках, в Москве.

50 Давид Иосифович Заславский (1880–1965) – автор нескольких историко-литературных работ о Салтыкове-Щедрине и Достоевском. Как специалист-литературовед он прославился своей исступленной ненавистью к роману «Бесы». «Роман «Бесы», – писал он в «Правде» в 1935 году (возмущаясь намерением

издательства «Academia» его переиздать), – это грязнейший пасквиль, направленный против революции». Как общественный деятель Заславский приобрел известность ренегатством, во-первых, и угодничеством перед властью – во-вторых. До революции Заславский был одно время меньшевиком. Потом перешел к бундовцам; после революции – некоторое время выступал против большевиков, вызывая неудовольствие Ленина, но уже в 1919 году «признал свои ошибки» и по официальным заданиям начал писать в газетах политические фельетоны на внутренние и, главным образом, международные темы. (См., например, сборник «Пещерная Америка», М., 1951.) С 1928 года Заславский – один из главных фельетонистов «Правды»… Беседуя о нем с Анной Андреевной в 55 г., мы еще не предвидели, что в 58-м, в период травли Пастернака, Заславский выступит в «Правде» со статьей «Шумиха реакционной пропаганды вокруг литературного сорняка».

51 …дайте мне слово, что она никогда не прилипнет к «Поэме». – От Анны Андреевны я не раз, начиная еще с ташкентских времен, слышала эту просьбу. «Приглядите… обещайте… дайте мне слово». Та же просьба, хоть и в иной форме, выражена ею в предсмертной тетради: несколько страниц поручений, озаглавленных «Для Лиды».

Обращалась она с подобными просьбами в разное время к разным людям, не ко мне одной. Но моей будущей невозможности «приглядеть» она не предчувствовала. (Хотя после ее кончины я была введена в состав Комиссии по литературному наследию Анны Ахматовой.)

9 января 1974 года меня исключили из Союза Писателей, лишив тем самым возможности какого-либо участия в литературной жизни. Так завершился процесс моего исключения, фактически начатый гораздо раньше. (Об этом подробно рассказано в автобиографической книге, которая так и называется «Процесс исключения».) Ни одна моя строка не могла более прорваться в печать. Однако просьба Анны Андреевны относительно стихотворения «И ты ко мне вернулась знаменитой» была мною (по недосмотру цензуры) все-таки исполнена: с моей разъяснительной вводкой оно напечатано в 1967 году в № 5 журнала «Литературная Грузия».

«Приглядите… дайте мне слово… Обещайте», говорила мне не раз А. А. Она не предвидела, «что случится с жизнью моей». Как могу я «приглядеть» за чем-нибудь ахматовским, если мне не только запрещено опубликовать воспоминания о родном отце, но и из чужих воспоминаний о Корнее Чуковском вычеркивается мое имя, а принимая к печати фотографии Корнея Ивановича, среди детей цензоры и редакторы в лупы рассматривают детские лица, чтобы на снимке, не дай Бог, не появилось мое семилетнее лицо!

(Из моих «Записок об Анне Ахматовой» – да и не только «Записок»! – каждый желающий беспрепятственно и не ссылаясь на источник берет, что ему вздумается: он сознает полноту своей безнаказанности – мои протесты не будут опубликованы.) – Написано в 1980 г.

В настоящее время положение изменилось: с 1988 года я снова член Комиссии по литературному наследию Анны Ахматовой, а в 1989-м Союз Писателей без просьбы с моей стороны отменил решение 74 года. Книга же «Процесс исключения» в 1990-м вышла в Москве. – Продолжено в 1991 г.

52 …ходила за своей версткой – за версткой статьи: Лидия Чуковская. Зеркало, которое не отражает. Заметки о языке критических статей. – см. НМ, 1955, № 7.

53 Фаина Георгиевна Раневская (1896–1984) – актриса, прославившаяся комедийным, иногда и гротескным исполнением характерных ролей главным образом в русских классических пьесах и в инсценировках русской классики (Островский, Чехов, Достоевский, Тургенев). С огромным успехом снималась она и в кино: например, в 1940 году сыграла Аёлю в «Подкидыше», в фильме, созданном Т. Лукашевич. Раневская была столь знаменита, что ее постоянно узнавали на улицах. Во время войны она была эвакуирована в Ташкент. Однажды я шла по длинной ташкентской улице и все, кто шел мне навстречу, смеясь и подталкивая друг друга, повторяли одну и ту же фразу: «Муля, не нервируй меня!» (из «Подкидыша»). Я догадалась: только что передо мной прошла Раневская.